Смитти протягивает руку, хватается за блок управления и вырубает телевизор, издав глубокий вздох:
– О господи!
Херб, сидящий в своем кресле с закрытыми глазами, произносит:
– Грандиозно!
– Что именно?
– У этого типа есть кое-что для всех.
– Тебе это нравится?
Смитти делает ударение на последнем слове.
– Разве я сказал «нравится»? – спрашивает Херб, открыв глаза и посмотрев на соседа с напускной свирепостью в глазах. – И, пожалуйста, никому не говори, что я так сказал.
– Но ты же что-то сказал!
– Я сказал «грандиозно», если позволишь.
– Позволяю.
– И я сказал, что у этого типа есть кое-что для всех. Нечто соблазнительное.
– Писки.
Херб смеется.
– Слушай, хотя я всего лишь специалист по копирайтингу, – говорит он, – но мне все это понятно. Да, писки пискам рознь. Но те, кем движет скрытая или латентная гомосексуальность, видят в нем объект своей страсти. И молодые бычки, копирующие его прическу и наряд – тоже. А еще пожилые тетки. Больше всего заводятся, конечно, именно пожилые тетки. Они западают на его детское личико и цветочные глазки!
Он пожимает плечами и повторяет:
– Да, что-то здесь есть для всех.
– Ты забыл упомянуть своего старого приятеля Смитти, – говорит Смитти.
– Ну что ж, каждому из нас нужен не только объект любви, но и объект ненависти.
– Ты не шутишь, Херб?
– Нисколько.
– Когда ты такой, ты меня беспокоишь, приятель, – говорит Смитти.
– Какой такой?
– Слишком серьезный.
– Это плохо?
Смитти качает головой и говорит:
– Это к работе мужчина должен относиться серьезно. А вот все остальное – чувства, эмоции… Все это чушь.
– А если он будет серьезно относиться к чувствам, что тогда?
– Сгорит от неудовлетворенности, – отвечает Смитти, глядя на приятеля взглядом старой мудрой совы, и продолжает:
– Ну, представь. Человек работает в рекламе, относится к делу серьезно, изучает разные там товары и продукты, их свойства. Даже подписывается на специальные издания. Планирует достичь мирового успеха. Что-то там в связи с этим думает себе, переживает. А потом – раз, и все пролетает. Можно ли серьезно относиться к таким переживаниям?
– Опусти свой большой пистолет, Смитти, – говорит Херб. Он улыбается, но видно, что ему несколько не по себе – он бледен.
– В одном не повезло, повезет в другом, – говорит он. – Вот к чему нужно относиться серьезно.
– А все остальное – чушь?
– Все остальное – чушь.
Смитти показывает на телевизор.
– Мне это страшно не нравится. И никому не понравится.
Именно тогда до Херба доходит, кто спонсировал это рок-н-рольное телешоу. Конкурент. Главный конкурент Смитти. О господи! Мне бы вовремя заткнуться! Черт побери мой грязный язык! Жаль, со мной нет Джанетт! Она бы сразу все поняла.
И Херб произносит:
– Я же говорил, что мне не нравится это вшивое шоу.
– Если бы ты это сказал до того, как развел свою мелкую философию, Херби, я бы тебя понял, – отвечает Смитти.
Он берет пустой стакан Херба и отправляется наполнить его. Тот сидит и думает о трудной судьбе рекламщика. Первое правило для человека, работающего в этом бизнесе: потребитель всегда прав. Правило второе: найди способ соблазнить всех, независимо от пола и возраста – и мир будет лежать у твоих ног. Херб смотрит на потухший глаз телевизора и понимает – этот парень почти нашел то, что для этого нужно.
– Нет, плохо мне. Настоящий плохо, – сказал Чарли Джонс.
Он понимал, что, хотя и говорит по-ледомски, но делает это как иностранец – обороты родного, английского языка самым причудливым образом вторгаются в его речь.
– Понимаю, – сказал Филос.
Он прошел в комнату и остановился возле одной из торчащих из пола грибовидных конструкций. Филос поменял наряд, и теперь предстал перед Чарли в одеянии, основу которого составляли оранжево-белые крылышки, поднимавшиеся над плечами на каких-то невидимых опорах и свободно трепыхавшиеся за спиной; помимо крылышек на Филосе был только двусмысленно миниатюрный шелковый «спорран» и легкие сандалии, в тон крылышкам. Остальные части его крепко сбитого тела оставались неприкрытыми.