Постепенно языки пирующих развязались и за столом начались оживленные разговоры.
Людовик с душевным подъемом стал рассказывать о себе:
– Знаки святого паломничества, крест, посох и суму, я получил из рук папы Римского Евгения! Я препоясался истиной, облекся в броню праведности, взял щит веры и надел шлем спасения. А, главное – вооружился мечом духовным, который есть слово Господне!24
Он замолк, глотнул вина и поощренный взглядом де Пуатье, провозгласил:
– Я почту высочайшей честью положить свою жизнь на алтарь истинной веры!
Его близкий родственник и верный спутник в походе, граф Мориенский, с восторгом описывал свою сопричастность к религиозному подъему, охватившему христианский мир:
– Святой Бернар по благословению папы Евгения объехал многие страны с проповедью паломничества. Я помогал ему в моих землях и своими глазами видел, как прихожане, воодушевленные его речами, разрывали его облачение на полоски и нашивали их в виде креста на свои одежды! А потом я в сопровождении самых отважных рыцарей отправился в Палестину. Нас сопровождали крики верующих: «Омойте же мечи свои кровью неверных! Кто не сделает этого, будет гореть в геенне огненной!»
Граф Тоннерский был настроен не столь возвышенно:
– День за днем, месяц за месяцем шли мы среди враждебных племен, видели вокруг себя одну лишь смерть, и лучшие воины становились ее добычей! Проклятая мельница войны исправно перемалывала молодые жизни в прах земной, и каждый из нас мог стать ее жертвой…
Людовик, желая избавить своих подданных от пагубного уныния, воскликнул:
– Да, в походе погибло много паломников… Но жертвы были не напрасны: мы стоим на пороге праведного возмездия!
Он приложился к кубку с вином и за столом на мгновение воцарилась тишина.
Де Пуатье воспользовался возникшей паузой и придал разговору новое направление:
– Для христиан настало время испытаний, и оно несет многие печали… Но жизнь дарит нам и земные радости! Нужно отбросить грустные мысли и сделать шаг навстречу своему счастью, сколь бы коротким и призрачным оно ни казалось!
Он обвел гостей лукавым взглядом и спросил:
– О чем поет соловей в весеннем саду?
И сам же ответил:
– На Востоке вам скажут: «Он объясняется своей избраннице, багряной розе, в страстной любви!» И вы, славные рыцари, сегодня оказались в райском цветнике! Вас окружают прекрасные дамы, и они надеются на ваше внимание. Спешите восторгаться ими, угождать им и услаждать их, – и он пристально посмотрел на Алиенору.
Неожиданный взгляд князя застал ее врасплох. Казалось, он проник в глубину ее души и прикоснулся к самому сокровенному!.. С первой встречи она испытывала к де Пуатье необъяснимую внутреннюю симпатию, хотя и не выказывала ее наружно… Неужели он раскрыл ее тайну?! Она смутилась и потупила глаза.
Разгоряченный выпитым вином, Людовик принял куртуазный вызов князя:
– Райская роза изначально была белой, радуя мир чистотой, свежестью и непорочностью. Увидев ее, соловей не смог отвести от нее глаз. И забыл несчастный, что похоть очей ведет к вожделению плоти! И возгорелось его желание, и приник он к девственному цветку… И что же? Острый шип пронзил его сердце, и алая кровь оросила невинные лепестки. Так родилась багряная роза, воплощение страсти, блаженства и страдания.
Де Пуатье с недоумением спросил:
– Так значит, во всех чувственных грехах виноват соловей?
– Не только он! Иная багряная роза своим поведением напоминает легкомысленную бабочку, которая то ли из праздного любопытства, то ли из распутного желания, летит на манящее пламя свечи. Она кружит, кружит и кружит вокруг опасного огня… В конце концов ее восхитительные крылышки вспыхивают, и она сгорает!..