На ее крик выбежал староста Шерат – босой, в исподних штанах, с топором в руке. Когда-то давно старик служил в ополченцах, даже воевал в Агеларане, и теперь был преисполнен решимости защитить свой дом и семью.

– Кто вы такие? – крикнул он. – Убирайтесь прочь, иначе…

Договорить он не успел. Седая голова отлетела в сторону, и рыжебородый, пряча в ножны обагренный кровью клинок, произнес, обращаясь к мертвому телу:

– Ты глуп, старик! Но все же я отвечу на твой вопрос. Перед тобой – шеди-аваль, королевский карательный отряд!

И, оглядевшись вокруг, добавил:

– Так будет с каждым, кто осмелится нам помешать.

Это было как гром среди ясного неба! Много лет из уст в уста передавались страшные истории о нашествии тойренов, когда варвары обрушились на империю, словно стая саранчи. Но сейчас не враги пришли, не захватчики – люди на королевской службе! От разбойника можно и должно защищаться, спасая свою жизнь и достояние, но восстать на своего господина – худшее из преступлений…

Липкий, душный страх подкатывает к горлу. Торопливо одеваясь, дрожащими руками застегивая пуговицы и завязывая тесемки, люди и помыслить не смеют, что с ними будет дальше. Дети хнычут спросонья, испуганно тараща глазенки, матери стараются успокоить их как могут, а мужчины лишь хмуро ворчат – что, мол, копаетесь так долго! Неровен час – всем беда…

И правда – всадники-демоны не ждут. Они кричат, ругаются последними словами, подгоняя отстающих ударами плетей… Люди бредут, как покорное стадо, спотыкаясь и падая. На мертвые тела они стараются не смотреть. В сердце каждого еще трепыхается робкая надежда, что, может быть, все обойдется, нужно только не перечить, проявить должную покорность и смирение.

Один из рыцарей – совсем еще юнец с пробивающимся пухом на щеках – приметил синеглазую Линну, дочь трактирщика Гавера. Знаком он приказал ей подойти. Краснея, опустив голову, девушка повиновалась. Рыцарь спешился, привязал лошадь к дереву и, не стесняясь присутствующих, одним движением разорвал на ней платье от ворота до подола. Линна ахнула, слезы брызнули у нее из глаз… Она тщетно пыталась прикрыться обрывками одежды, а рыцарь лишь удовлетворенно хмыкнул и принялся расстегивать штаны.

На Гавера было больно смотреть. Его толстые щеки тряслись, по лицу текли слезы, но он не посмел вступиться за дочь.

– Не надо, господин… – бормотал он, – оставьте ее, умоляю вас… Я заплачу, заплачу, сколько скажете!

Трясущимися руками он развязал кошель, что всегда носил на поясе, но рыцарь лишь недобро прищурился.

– Похоже, ты вздумал торговаться со мной? Хочешь купить своими медяками? Я и так возьму, что захочу!

Вилма, которая до того стояла рядом с мужем, не смея поднять голову, вдруг страшно закричала и бросилась на насильника, пытаясь вцепиться в глаза. В первый миг он даже оторопел от неожиданности. Женщина успела оцарапать ему лицо, так что на щеке показалась кровь. Рыцарь отшвырнул ее, занес боевой топорик… Ее лицо уже превратилось в кровавое месиво, а он все продолжал наносить удары, рыча, словно зверь. Потом, насытив свой гнев, он повалил на землю дрожащую от ужаса Линну – здесь же, рядом с телом матери.

Когда всех согнали на площадь, уже рассвело, но нерадостным было утро. Солнце поднялось над горизонтом в серо-сизой туманной дымке, словно даже оно, Божье Око, не желало видеть происходящего.

Люди стояли, не смея сказать слово или пошевелиться, дабы не рассердить шеди-аваль. В этой покорности было что-то жуткое, но рыцари в черном были вполне довольны. Они весело переговаривались между собой, даже смеялись… Наконец рыжебородый – видимо, старший над остальными – выступил вперед.