В сгущавшихся сумерках Клодиу поднялся на склон горы и постучал в дверь семьи славянских переселенцев. Их язык был знаком, но никогда не нравился Клодиу. Они встретили странника холодно, недружелюбно. Оружие держал каждый, кто мог. Дряхлый старик и тот закряхтел, поднимаясь на ноги с горящим поленом в руках. Клодиу мог убить их всех раньше, чем они смогли бы понять, что случилось, но он убеждал себя, что на этот раз все будет иначе. На этот раз он ушел от своей жажды, от своего безумия.
– Я всего лишь странник, – мирно сказал он на солунском диалекте.
Старик Валес и его сын Притбор переглянулись, отмечая, что у незваного гостя под нищенскими одеждами нет оружия, а сам он так худ и узкоплеч, что, кажется, не сможет справиться даже с Джевором – старшим сыном Притбора или с дочерью старика Валеса – Мокош.
– Никакой опасности. Никакого оружия, – сказал им Клодиу, достал из своей сумки кусок свежего мяса косули, покосился на пару убитых норок, тошнотворный запах которых не мог перебить дымящий очаг. – Косуля лучше, чем норка. Верно? – спросил Клодиу, впервые встретившись взглядом с Мокош.
Девушка смутилась, но тут же ее взгляд уцепился за предложенное чужаком лакомство. Она схватила старика Валеса за руку и указала на мясо в руках Клодиу. Старик долго хмурился, затем кивнул.
Пока готовилось мясо, Клодиу пытался рассказывать семье о павшей империи, но их язык был слишком простым, слишком примитивным. Да и не могли они понять, что такое империя. Центром их мира был склон горы Юмрукчал.
Клодиу прожил с этой семьей почти месяц. Холодным дождливым утром он уходил охотиться. Скорость древнего позволяла ему ловить косулей и оленей. Их мясо было сладким. Мокош готовила его на огне, а вечером вся семья сидела возле очага и слушала за ужином странные рассказы Клодиу. Он хотел научить их, хотел объяснить им, каким может быть этот мир, но их интересовало только мясо, которое он доставал для них. В остальном они не понимали его. Не понимали трагедию павшей империи, которую любил Клодиу. Не понимали мудрость Клодиу, его истины, взгляды. Зато они хорошо поняли его силу. Это случилось, когда в их дом пришли чужаки и попытались силой забрать запасы еды и Мокош. Клодиу не хотел вмешиваться, но и позволить причинить вред приютившей его семье не мог.
Притбор и его старший сын Джэвор схватились за оружие, но захватчиков было слишком много. Четверо из них окружали хижину, а трое уже тащили Мокош вниз по склону горы. Она кричала и пыталась сопротивляться. Огонь в очаге все еще горел, и один из нападавших предложил сжечь хижину вместе с ее жителями. Клодиу смотрел, как он пытается зажечь промокшие от дождей стены. Смотрел, как трясется старик Валес, проклиная старость и беспомощность, как рычит, давясь яростью, Притбор. Кажется, еще мгновение, и он бросится на приставленное к его груди лезвие короткого клинка.
– Не надо, – говорит ему Клодиу, – не делай этого.
Захватчики смеются. Но они для Клодиу лишь букашки, которых он может раздавить в любой момент. Нет ни страха, ни предвкушения битвы. Только пустота и безразличие, с которыми от начала времен борется Клодиу. И еще усталость, с которой он несет смерть. Ломает кости, разрывает глотки. Он не смотрит на приютившую его семью, которой он даровал свободу. Кровь капает у него с рук, заливает одежду. Напуганные дети плачут еще громче. От растерянности старик Валес упал на колени. Ветер треплет его седые длинные волосы и пропахшие дымом очага лохмотья.
– Мокош! – Шепчет он дрожащим голосом. – Верни Мокош!
Его выцветшие голубые глаза смотрят на залитые кровью руки Клодиу. Кровь, кажется, повсюду. К тому же все произошло так быстро, что никто не успел понять, увидеть деталей. Неужели этот щуплый, болезненно-бледный странник может учинить нечто подобное? Словно норка вдруг превратилась в чертовски быстрого медведя. Происходящее заставило онеметь не только старика Валеса, но и его сына Притбора. Но Клодиу уже не смотрит на них.