И рука сама собой разжалась, выпуская магическое оружие. Нет, такое добро до следующего раза оставлять было никак нельзя. Извечное женское любопытство заставило ее заглянуть в горбатый сундучок, но ее ждало разочарование: там оказались детские игрушки. Это были маленькие фигурки животных, умело изготовленные из кожи и меха. С ними, несомненно, забавлялись: кое у кого были повязаны бантики из замурзанных, вылинявших ленточек, на других надеты ошейники и браслеты из оловянной и золотой фольги, свисали готовые рассыпаться от ветхости шерстинки с изумрудными бусинами.

Человеческих фигурок среди этого игрушечного зверинца не обнаружилось.

Мона Сэниа хотела уже прекратить тешить свое любопытство, но витиеватые надписи на незнакомом языке, изукрасившие ароматный ящичек, заставили ее заглянуть и туда.

На черной вате змеились сверкающие всеми цветами радуги цепи. Они, несомненно, были отлиты из стекла, тем более что на каждой красовался прозрачный хрустальный колокольчик. Затаив дыхание, она двумя пальцами потянула из этого искрящегося вороха тоненькую аметистовую цепочку. Сиреневый колокольчик с агатовым пестиком, казалось, был готов издать нежнейший из звуков, недоступных ни людям, ни птицам; поднеся к уху это хрупкое чудо, Сэнни легонечко встряхнула его, но вместо ожидаемого звона над ухом раздались голоса – шепчущий хор, замысловатое переплетение десятка скороговорок…

От неожиданности ее пальцы разжались, и сиреневая змейка, точно перышко ее первого крэга, плавно скользнула вниз. Мона Сэниа вскрикнула, ожидая неминучего звона бьющегося стекла, но цепочка, словно невесомая, качалась в воздухе, опускаясь наземь плавными кругами, как падает осенний лист. Едва коснувшись пола, она вдруг разомкнулась, колокольчик нацелился на свое хранилище, и аметистовое существо – Сэнни уже не поручилась бы, что оно не живое, – зазмеилось, как плывущий уж, перепрыгнуло через стеночку ящика и свернулось на черной вате.

Ящичек захлопнулся с каким-то удовлетворенным причмокиванием.

Нет, даже разглядывать все эти диковинки вот так, наспех, было невозможно. «Отложим до лучших, спокойных времен», – сказала себе принцесса.

Кукушонок на ее плечах слегка шевельнулся и тихонечко вздохнул. Если он читает ее мысли, то эти «спокойные времена» ему кажутся весьма гипотетическими…

Движение пернатого друга вернуло мону Сэниа к первоочередной проблеме: солнце, наверное, уже садилось, а Юрг так ничего и не придумал. Крэги требуют вечернего полета, а кто поручится, что из черной кипени леса не возникнет снова смертельная угроза?

Она раздвинула послушную стену корабля и выпрыгнула наружу. Солнце действительно садилось. Похолодало. Поднялся несильный ветер. Но в лесу никакого шевеления. Пронзительность вечерних запахов – вероятно, местные цветы.

«Древние боги! – вдруг пронеслось у нее где-то на самом донышке сознания. – С тех пор как я здесь, я мыслю и чувствую, как… как оживший серв!»

Нет. Это просто безумная усталость. И не просто непрекращающаяся тревога за Юхани, да в какой-то степени – и за всех своих товарищей по звездным скитаниям.

Она, отрекшаяся от королевского родства, решала сейчас судьбу всего Джаспера.

Кукушонок снова тихонечко вздохнул (научился у людей, бедняга!) – видно, горевал о том, как мало он может ей помочь.

Принцесса, оглянувшись по сторонам, с некоторой горечью констатировала, что ее обеспокоенность судьбами родной планеты, пожалуй, никем из присутствующих не разделяется. Молодежь торчала у видеоэкранов, увлеченно исследуя самые экзотические туристские маршруты, старшие – Эрм, Скюз и Флейж, – приладив офиты, осваивали трудности прямохождения. Сэнни отметила про себя, что завтра же с утречка выберет себе обруч поскромнее и постарается выяснить, что так мешает координации движений, – ведь если они не будут чувствовать себя как рыба в воде, нечего и думать о возвращении, где им через несколько минут уже могут навязать бой.