Но, приглядевшись повнимательнее, он понял, что на месте Кия раньше стояла Куйава – крепость, принадлежащая бывшим его викингам-ярлам, а теперь уже князьям Аскольду и Диру. Похоже, это они решили посмеяться над хазарами и заменить Куйаву на Кий, а печенеги согласились с ними и стали на своих картах наносить такое имя и отмечать границы нового княжества.

«Вот придёт в Новогород дружина викингов из Кия, – улыбнулся про себя Рюрик, – попрошу рассказать мне, кто всё-таки до такого додумался!»

Князь откинулся на спинку кресла и прикрыл веками уставшие за день глаза.

И сразу же множество мыслей и картинок замелькало в его утомлённом мозгу.

Все они были о приближающемся походе, ратниках, коннице, мачтах и парусах.

Неожиданно для себя он почему-то вспомнил, что после восшествия на княжий престол только один раз вышел на драккарах и лодьях в море. Да и то к этому Рюрика вынудили очередные просьбы матери Мэвы и совсем уже старого деда ярла Харальда.

А случилось это всего пяток лет назад.

В самом конце лета к городскому пирсу подошли три больших купеческих кнорра, и на берег вышли десятки торговцев со своими слугами и охраной.

Рюрик видел их с высоты окна своей одрины, но не придал этому особого значения.

Вскоре гриди привели к нему в хоромы маленького толстенького плешивого человечка с бегающими глазками.

Оказалось, купец был послан к нему Харальдом и Мэвой с криком о помощи, а в доказательство своих слов положил на ладонь князю принадлежавший его матери золотой перстень, когда-то давно подаренный ей хозяином фьорда ярлом Эйнаром.

Рюрик сразу вспомнил любимое украшение Мэвы, а потому внимательно выслушал торговца.

От него князь узнал, что умер конунг Крум и теперь новым правителем на побережье стал его старший сын Дрётт, дружный с ярлами Сверром и Дьярви, у которых с Мэвой когда-то вышла тяжба из-за её фьорда, посёлка и драккаров. В тот раз только вмешательство самого Рюрика в их спор на тинге, а также смертельный поединок с ярлом Хэлтором позволили сохранить в целостности имущество Мэвы.

На десять лет соседи отстали от Мэвы, да и конунг Крум уже не поощрял притязания местных ярлов на фьорд, которым правила женщина.

Но теперь всё поменялось.

При поддержке нового конунга Дрётта ярлы Сверр и Дьярви вступили в открытое противостояние с Мэвой. Они не выпускали её драккары из фьорда, устроив им настоящую блокаду. И даже престарелый ярл Харальд ничем не мог помочь дочери, поскольку конунг велел ему не лезть не в своё дело.

Мэва со своими викингами приготовилась к долгой осаде и сражению за посёлок, но ярлы не хотели терять своих людей, а потому предложили ей и ближним родичам покинуть фьорд на лодке, а до этого освободить викингов от принесённой ей клятвы верности. Тогда никто не пострадает в этой войне.

Она отказалась.

И тогда вмешался сам конунг.

Он дал Мэве срок до начала сезона бурь выполнить требования ярлов, собрать всё ценное и покинуть посёлок. Иначе его драккары и викинги присоединятся к Сверру и Дьярви, войдут во фьорд и тогда уже сражения не избежать. Женщина не может быть ярлом! Наследника мужского пола у неё нет, поэтому она должна передать всю власть в руки соседей! Такая же жестокая судьба нависла и над фьордом ярла Харальда, у которого не осталось наследника, чтобы занять в будущем освободившееся место, а потому все богатства, драккары и викинги могли перейти в руки конунга Дрётта.

Мэве ничего не оставалось, как снова обратиться за помощью к своему сыну Рюрику. Хорошо ещё, что нашлись преданные ей люди, согласившиеся доставить весть об этом князю Биармии, Гардарики и Новогорода, и в числе их оказался торговец Старри. Он очень боялся мести ярлов и конунга, но всё-таки выполнил поручение Мэвы.