– Да уж, правду говорят, что еда это зло. Делает людей ленивыми. Делать ничего не хотят, лишь бы поспать.

Тайрин расплылся в улыбке, глаза сыто блестели:

– А раз вы нас накормили, значитца, вы – главный злодей!

– Вот юнцы то пошли, остроязы – проскрипел Роуэльд и принялся разливать дымящийся напиток.

«Незлобно проскрипел», – подумал Авенир. – «По-доброму так. Как любимый томик по зверобытию».

– Про школу спрашивал. Стало быть, учить надумал? – уже за чаркой терпкого напитка спросил староста, – а в каких сведущ науках? Молод ты для ученого ума. В такую пору юноши мыслят о богатстве, славе да теплых объятиях заботливых кармилитянок. Да и что знания? Опыт дороже.

– Ваша правда. Мыслить о девицах, тугих кошельках и почетном месте приятно, – Авенир почесал щеку. – Да вот в желудке от этих дрем не прибавляется. Наследства богатого мне Фортуний не принес, известности тоже – всё что имею, ношу с собой.

Юноша переборол накатывающую дрему:

– Я знаю зверовзросление, полевое хозяйство и сруб жилья.

Голос Авенира стал серьезным:

– Могу работать в поле и на стойлах.

– Ишь ты, бойкий какой!

Роуэльд крякнул от напористости парня:

– Нечасто я таких дошлых встречал. Добр будь, для начала хватит с тебя поля. Как раз пахота подошла. Мы, потомки амишей, ко всем новым относимся настороженно. Учить пока не позволю – и сам не серчай, коли привечать не будут. Для житья выбирай любой дом. Стукнул в дверь – ежели не откликаются, заходи и хозяйствуй. Четыре десятка назад джунгары набегали, Гроумит их дери, так почти всю деревню вырезали. Животины у нас немного, управляемся. А вот на поля рук не хватает. Школа… – старик потеребил широкий, изъетый угрями, нос. – Некого у нас учить. Коли ученье полезное – применяй, если у люда интерес проснется, обучишь.

Разговор потек дальше. Так же, как и ароматный чай, кочевавший из чашек в желудки, наполняя естество человеческое теплом и покоем.

Пахать в поле тяжело. Весенний снег сошел недавно, земля сырая, грузная. Вздабривать такую – рабский труд. Вот только не убежать от него, не обойти, не обогнуть никак. Для семени должно подготовить участок, чтобы приняла земля маленьких гостей в недра, потчевала и нежила их своими благами. Нальются тогда силой и соком посеянные малыши, дадут росток, затем колос, а в колосе полное зерно, напитанное солнечным светом, небесной влагой и природной крепостью. И будет человеку пища от даров земли. Не зря терпел он труды и муки, не зря отдавал последнее с зимы пропитание. Да и земле придет облегчение от ноши своей. Сможет она спокойно уходить на долгий сон в конце осени, собирать силы для следующей вспашки.

«Летопись о сеянии и страде. Величаво», – Авенир поднял голову, щурясь от яркого солнца, посмотрел на проплывавшие облака. Эх, до чего же хорошо. Он обосновался в том самом доме, с которого начался его здешний путь. Местная детвора растрезвонила о пришельце на всё поселение и местные – то ли желая познакомиться поближе, то ли от доброты душевной – помогли восстановить и убрать новые хоромы. Уже второй октар он жил в деревне, просыпаясь от каждого шороха и звука, боясь преследователей – но о нём будто позабыли. Солнечные лучи, яркие и теплые, назойливо отвлекали от работы. В прежней обители свет больше напоминал лунную ночь. Когда не хватало, зажигали большие сферы. Насколько бы не силилась луна, а до солнечного ей мощей никогда не хватит. Мыслеход прервал бычок Доха, который, желая передохнуть, заупрямился и стопорнул плуг.

– Эй, осел с рогами, чего встал?

Авенир ткнул животное рожном:

– Давай-давай, передвигай копытами. Тебе баланду тоже отрабатывать надо. Жрать все любят.