Фасад хорошо освещается фонарями, расставленными по периметру дома. Судя по высоте и расстоянию между верхними и нижними окнами, потолки там должны быть высоченные. Возле широкого крыльца в рядок компактно стоят четыре внедорожника, такие же, как тот, на котором приехали мы. С трудом протиснувшись между машинами, мы поднимаемся по лестнице к огромным двойным дверям из массива темного дерева. Я мельком гляжу на ближайшее окно. Его наличники сделаны из такой же старой сплошь усеянной резьбой древесины. Господи, сколько же лет этому дому?

Когда мы входим, петли даже не скрипят. Я думала, нам придется подняться по лестнице на освещенный второй этаж, но Давид направляет меня прямо, к проему, завешанному портьерой.

После полутемного коридора свет в комнате неприятно ударяет по глазам. Проморгавшись, я рассматриваю обстановку. В центре, боком к входу, стоит стул, вокруг него в уютный полукруг выстроены два кресла и диван. Среднюю часть правой стены занимает камин и дымоход, рядом расположилась тахта. Стена, что по левую руку, от пола до потолка закрыта стеллажом с книгами, чуть ближе к окну – лестница, видимо, для верхних полок.

– Проходите. – Давид чуть подталкивает меня вперед и начинает стягивать пальто. Я не возражаю. В комнате очень тепло и немного душно – греет камин и баратеи, скрытые резными решетками под подоконниками.

– Присаживайтесь на стул.

Я послушно выполняю просьбу и наблюдаю, как парень подходит к камину, аккуратно кладет на тахту мое пальто, затем снимает свой тренч и бросает его рядом. От камина Давид не отходит.

– Они сейчас придут.

Мое сердце внезапно ускоряет свой ритм.

– Не волнуйтесь, в конечном счете, все будет хорошо.

Моя интуиция про «конечный счет» молчит, но о том, что вот прямо сейчас будет очень-очень плохо, она просто-таки орет. Главное, вовремя, да.

Я поворачиваюсь к входу и невольно задерживаю дыхание. Наверное, сотня картин разных размеров и жанров (тут и пейзажи, и портреты, и натюрморты) заполняет все пространство стены. Коричневато-зеленая цветовая гамма – единственное, что объединяет это разнообразие. Именно в этих тонах решен интерьер всей комнаты.

– Удивительно, как умиротворяюще действует на вас живопись, – раздается из-за спины.

Стоит мне только отвлечься на Давида, как ткань, скрывающую арку, отдергивают в сторону, и в комнату входят четверо мужчин вполне солидного и добропорядочного вида в возрасте от сорока до пятидесяти лет. Одного взгляда на них хватает, чтобы свести на нет весь успокоительный эффект от встречи с искусством.

– Добрый вечер! – Давид первым приветствует вошедших.

Вербального ответа он не получает. Удостоив его лишь кивками, прибывшие господа занимают свободные предметы мебели, то есть окружают меня с трех сторон.

Между тем Давид продолжает говорить, словно такое поведение для них в порядке вещей:

– Позвольте вам представить Велиславу.

Интересно, откуда он знает мое полное имя? Этот вопрос, правда, я не озвучиваю, а лишь слабо киваю, чем заслуживаю четыре пристальных взгляда.

– Сегодня днем она позвонила мне и сообщила о желании показать свое видение.

– Вообще-то, мне хотелось просто рассказать вам о своем кошмаре, – во второй раз за вечер напоминаю я.

Мужчина, сидящий в кресле справа, довольно странно реагирует на мои слова:

– Словами нужно уметь пользоваться. Не все в состоянии правильно сформулировать свои мысли и поведать о своих чувствах.

Честно, меня это задевает.

– Мне говорили, что я с двух лет вполне нормально пользуюсь речевым аппаратом. И лет с шести проблем со связной речью у меня не возникало.