В том, что он знал ее лучше других, не было ничего удивительного – они жили по соседству долгие годы, несколько лет были обручены.

Бэкенхем бросил монету груму, державшему лошадей под уздцы.

Когда он помог ей сесть в экипаж, Джорджи вопросительно подняла брови.

– Вы без лакея?

Она все еще держала его за руку, глаза смеялись.

– Только сегодня, – ответил граф. Разумеется, он не взял лакея, ведь предстоящий разговор требовал приватности. – Это не мой экипаж. Позаимствовал у кузена.

– Какого? – спросила она, когда он сел рядом.

– Стейна.

Либо она делала вид, что не знает, либо встречалась с Лидгейтом прошлой ночью. От этого предположения у него по спине побежали мурашки. Лидгейт был чертовски любопытен, сообразителен и настойчив. Почуяв интригу, он не успокоится, пока не вынюхает все.

– Ах да, – сказала она. – Припоминаю. Ваш дорогой кузен владеет домом здесь неподалеку?

Он бросил на нее быстрый взгляд. Значит, она решила поиграть.

Но теперь, когда они остались наедине, не обязательно было ходить вокруг да около.

– Ты прекрасно это знаешь, потому что была в его доме вчера.

Джорджи даже не моргнула. Собираясь вывести красотку на чистую воду, он все равно восхищался ее самообладанием.

Она склонила голову набок.

– Ни разу не бывала у лорда Стейна, если мне не изменяет память. Но я действительно слышала о шокирующих приемах в поместье маркиза. Не лучшее место для незамужней дамы. Да и для замужней… И хотя меня мало что останавливает, но подобные мероприятия не в моем вкусе.

Джорджиана замолчала и сложила руки на коленях.

– Маркус, мне любопытно, а…

– Ну же, Джорджи. Ты ведь не станешь играть в эту игру. Ты была там. Я видел тебя. Прикасался к тебе. Целовал тебя. Держал в своих объятиях.

– Уверяю, это была не я. Ты, должно быть, ошибся.

Разве? Ее невозможно спутать ни с кем другим.

Нетерпеливо нахмурившись, он сказал:

– Давай прекратим играть в прятки. Я узнал тебя сразу же, как только вошел в ту спальню.

Его слова заставили ее замолчать. Он посмотрел на Джорджиану и понял, для чего она надела такую шляпу. Когда она наклоняла голову, ему был виден лишь ее подбородок и нижняя губа.

Вчера вечером эти прекрасные губы принадлежали ему безраздельно, как и все остальное. Если бы только он пошел до конца, сейчас между ними была полная ясность. У них не было бы иного выхода, ни времени, ни роскоши тянуть с решением.

Какая сила заставила его оторваться от нее прошлой ночью?

С сожалением Бэкенхем подумал, как обременительна бывает честь.

– Ты ошибаешься, – настаивала Джорджи. – Мне не нравятся эти грязные инсинуации, ты бросаешь тень на мою репутацию, – она изящно всплеснула руками. – Все эти непристойности и разговоры о постели… Ты, должно быть, считаешь меня падшей женщиной, раз осмеливаешься обвинять в таком поведении.

Какая дерзость! Надо отдать ей должное, Джорджи не изменилась.

Он может подыграть ей и забыть об этом инциденте. Другой на его месте ухватился бы за предложенную соломинку.

Но его решение было твердым, Бэкенхем никогда не позволил бы трусости или неопределенности остановить себя.

Он сделает предложение. Она отвергнет его. И все снова будет по-старому, но долг будет исполнен.

Вполголоса Бэкенхем произнес:

– Не притворяйся невинной, Джорджи. Я знаю, это была ты.

Он наблюдал за ней внимательно, жалея, что не может сорвать с нее эту очаровательную шляпку.

Девушка не ответила. Отсутствие реакции само по себе говорило о многом. Бэкенхем ни на йоту не сомневался в своей правоте. Если бы он был не прав, Джорджи уже давно была бы в ярости. Ее темперамент был горячее пламени свечи.