Здесь не удастся нарвать цветов.
Здесь, если ты упал,
Не дадут закурить, не нальют вина.
По лесу бежит тропа,
Тропой угрюмо бредёт она.
Мелко нарублен свет
В неба перевёрнутый вок.
Где-то в густой траве
Ждёт её первый волк.
Песенка тает мороженым на губах.
Волк вступает. У волка могучий бас:
– Красная Шапочка, вытри нос,
В мире не больше десятка нот.
Бабушка выпьет твоё вино,
Съест твои пирожки.
Эта тропа не приводит в Рим,
Сядь на пенёчек – поговорим.
Шарлю Перро или братьям Гримм
Не подадим строки…
Но Красная Шапочка не отдаётся волку,
Нервно смеётся, ласково треплет холку.
У неё в корзинке "Mexx" и "o.b.",
Красная Шапочка в чём-то би,
Только волку в этом немного толку.
А лес подаёт не всем,
Вертит в пальцах сосен луны пятак.
Стоит пробиться в сеть —
Скачки напряжения жгут контакт.
Все дровосеки пьют,
И это – лучшее, что в них есть.
Журавли бегут от неё на юг,
Синицы прячутся где-то здесь.
Колется сердца ёж,
Дятел стучится в кору виска.
Тоска отступает, когда поёшь
Или просто держишь себя в руках.
Волк понимает, что он – лишь одна из скук.
Волк вступает. Прямо в её тоску:
– Красная Шапочка, вытри нос.
В мире темно, потому что ночь.
Бабушка выбросит твой венок,
Лопнет воздушный шар.
Эта тропа не ведёт назад
Сядь на пенёчек, смотри в глаза.
Ты ведь не против, я тоже за.
Значит у нас есть шанс…
Но Красная Шапочка не улыбнётся волку,
Сама расстегнёт и бросит себя на полку.
У неё в корзинке "Durex" и тушь.
Красная Шапочка ищет ту
Девочку, хочет собрать её из осколков.
Край леса – не край земли.
Опушка, речка, бабушкин дом.
В небесные корабли
Если и верится, то с трудом.
Телу десятый год,
Остальное движется к тридцати.
Лес за спиною горд,
Что она сумела его пройти.
Горелая тень моста.
Пустота вышибалой стоит в дверях.
А слёзы остались там,
В кино. "Титаник", девятый ряд.
Это бывает, это пройдёт к утру.
Волк вступает в хижину и в игру:
– Красная Шапочка, вытри нос,
Мир не привяжешь к себе струной.
Бабушка выкатит твой Рено,
Врежется в твой Кайен.
Эта тропа не ведёт ко дну.
Я не оставлю тебя одну.
Мы говорим уже пять минут,
Стань, наконец, моей…
И Красная Шапочка честно обнимет волка,
По взрослому вскрикнет, по-детски поправит чёлку.
В клочья часов разорваны дни —
Красная Шапочка видит нить,
Но раз за разом не может найти иголку.
А лес как стоял, так и стоит – стеной,
Под шпаклёвкой листьев выбоины от пуль.
Однажды Красная Шапочка вытрет нос
И в обратный путь. Дорогой, ровной, как пульс.
Евгения Костюкова. Любовь
Финалист второго Открытого чемпионата России по литературе
Семья
На кустах – жемчужины улиток.
Детство – срез иного бытия,
где "семь я" писали только слитно,
где целебным стал словесный яд.
Дворник жизнь будил метлою звонкой,
голосили кошки вразнобой.
Пострелятам дедушка с болонкой
всё грозил забавною клюкой.
В тесной кухне бабушка и мама
пирожки с черёмухой пекли.
Ощущенье храма, но без рамок.
Память-вишня в собственной любви.
Собачье
Узнавая шаги, обнажаю клыки
и срываюсь с цепи, только хвост
выдаёт неизбежность собачьей тоски,
а мерцающих глаз купорос
на тебя
о тебе
за тебя
за тобой.
Я давно, сумасшедший мой бог,
обитаю за взлётно-нездешней чертой —
выше неба, но, всё же… у ног.
Мне зима – не зима,
мне луна – не луна.
Поминальные вьюги метут.
Ждать – единственный жребий на все времена —
неизбывно, отчаянно жду.
Что по холке потреплешь, что пнёшь – всё равно.
Звездных косточек мне не хватать.
А собачья любовь, как немое кино,
где нелепо о боли кричать.
Анна
Завывает волком неотложка.
Пахнет хлоркой, ложью и картошкой.
Постоянство здесь непостоянно.
У меня одна молитва – "Анна".
Для тебя пойду на что угодно.
Коридор больничный-змей холодный.
Пелена наркоза… лица, тени,