Собака бросилась им навстречу, обнюхала, не выражая агрессии, а затем, дружелюбно вильнув хвостом, повернулась к дому, словно приглашая гостей отправится за ней.

Из избушки вышел высокий, одетый в длинную рубаху без пояса старик с седой стриженой бородой и такими же седыми стрижеными под горшок волосами. Казалось, что его нисколько не удивило появление в этой глуши ребятишек. И только дрогнувший голос выказал, насколько обрадовало старика неожиданное появление детей.

– Соболько, – крикнул он ласково собаке. – Что плохо гостей встречаешь?

Тотчас Соболько принялся усиленно вилять хвостом и кружиться волчком вокруг ребят, заливаясь безудержным радостным лаем. Лошадь, пасшаяся на поляне, подняла голову и приветственно заржала, глухарь заходил взволнованно по крыше…

– Имею честь представиться, – по-военному доложил старик, подходя с улыбкой к ребятам. – Лукьян Северьянов, по образованию и призванию геолог, по существу охотник и отшельник.

– Василий Уралов! – Чувствуя расположение хозяина и теперь уже нескрываемую радость гостям, так же весело и радостно ответил Васька. – Ученик шестого класса Погореловской семилетней школы.

Он обернулся к Покачеву.

– А это вот Николай Покачев. Он мой друг. Мы вместе с ним идем на Шаманозеро. Это его родовое озеро.

По лицу старика пробежала тень.

– Озеро, говоришь, – сказал он, погрустнев. – Покачев из рода Щуки. А я знаю это озеро. И отца твоего, Коленька, Василия Андреяновича, – он запнулся на этом слове, и продолжил, ласково глядя мальчику в глаза, – хорошо, Коля, знал… И тебя, Коля, видывал…

Колька Покачев вспыхнул, и лицо его озарилось радостной надеждой.

Старик покачал головой, помолчал.

– Экая вот история приключилась. Тебя же ведь Коля геологи в детский дом отправили. А тебя, понимаю, снова в родные края потянуло…

Колька потупил голову.

– Ну, что же это я гостей дорогих держу у порога, смутился хозяин. – А ну, проходите в мои палаты…

Ребята вошли внутрь убогого Лукьянова жилища. В углу стояла печь каменка, топящаяся по-черному, маленькое оконце, стол, пара лавок, дощатый топчан с овчинным тулупом, над ним полка с тетрадями и бумажными папками.

– Сейчас я сгношу скоренько вам поесть, а уж потом мы разговаривать станет, – хлопотал гостеприимный Лукьян.

Он положил в глиняную миску мелких сухариков из полотняного мешка, залил их квасом, бросил туда пригоршню дикого лука черемши, брызнул в похлебку с птичьего перышка маслом, стоящем в глиняном горшочке на печи.

– Вот такая наша таежная еда. Прошу не осудить.

Но ребят не надо было просить трижды. Они тут же дружно застучали деревянными ложками. Лукьянова похлебка показалась им верхом кулинарного искусства.

А хозяин тем временем принес на стол вяленое копченное мясо и нарезал его длинными ломтями. Мясо дивно пахло, на срезе аппетитно алело.

– Это вам на прикуску вместо хлеба. Ешьте от пуза, как говориться. А я пока чайку заварю.

Скоро они пили душистый таежный чай, все страхи минувших дней отступили, покой и тихое блаженство разливалось по мальчишеским телам и душам.

– Мы к вечерку еще и баньку соорудим! – радовался Лукьян. – А пока расскажите-ка мне, что за нужда привела вас в эту глухомань. Гляжу на вас и сам себе не верю, вы словно с неба свалились.

– Ох, дедушка Лукьян, тут такое было, такое! – округлил Валька глаза. – Мы тут такое видели, такое, что другому бы я и не поверил. Вот как! Вот вы когда-нибудь видели, что бы целая деревня жила в тайге и слыхом не слыхивала ни про революцию, ни про войну, ни про то, чего сейчас на белом свете делается? Видели, как болото дыбом встает, или как медведище страшенный верхом на лосе скачет?!