Однако когда Парвати услышала об этом, она, естественно, расстроилась и пришла к Сатьяраджу, чтобы просить его выпить хотя бы немного молока, которое она принесла с собой. Он пассивно принял предложенное молоко, воспринимая происходящее как божественную игру.
С самого начала, когда все его внимание было приковано к видению Шивалингама и радостно-умиротворяющему звуку «Ом», мудрец велел неотрывно «смотреть сюда», в область межбровья. Следуя его наставлениям, мальчик продолжал просто смотреть. Видения появлялись и исчезали, но он продолжал смотреть, не вовлекаясь в сюжеты, как было велено, и видения постепенно начали исчезать. Его охватило чувство высочайшего счастья и покоя.
Его ежедневная садхана была очень интенсивной: весь день и всю ночь он оставался погруженным в медитацию, лишь на час прерываясь в полночь для того, чтобы совершить гигиенические процедуры в канале поблизости и немного перекусить перед возобновлением медитации. Далеко не всегда рядом с ним находился кто‑то из друзей – у жителей деревни были свои ежедневные хлопоты, а потому его тело было предоставлено самому себе и являлось хорошей мишенью для тех, кто хотел бы этим воспользоваться. Раньше он был очень открытым и прямолинейным и никогда не боялся выступить против людей, ведущих себя неподобающим образом, поэтому у него было много друзей из тех, кто был предан истине и чести, но хватало и недоброжелателей, чьи слабости и недобропорядочность стали известны в деревне благодаря ему. И теперь, когда его тело было столь уязвимым, имевшие на него зуб, да и просто злые по своей натуре люди не гнушались ничем. Не раз и не два приходилось ему переносить побои, а однажды в него даже бросили горящую тряпку, облитую керосином, которая сильно обожгла его ногу. Несмотря ни на что, он продолжал медитировать, и лишь в полночь, возвращаясь в обычное состояние сознания, испытывал сильнейшие боли. Все остальное время его сознание не присутствовало в теле, не говоря уж о каких‑то мирских вещах.
Очень скоро деревня разделилась на два лагеря: часть жителей поверила, что с мальчиком произошло преображение, превратившее его в святого человека, достойного поклонения, а вторая была уверена в том, что он просто притворяется, устраивая шоу. Конечно, этот спор мог разрешить только авторитетный человек, разбиравшийся в подобных вещах, и потому один из жителей деревни обратился за помощью к жившему неподалеку пандиту[8]. Однажды ночью они вдвоем пришли на место, где медитировал Сатьяраджу, когда там больше никого не было. Чтобы проверить подлинность медитации, они стали дергать его за ноги, стараясь нарушить позу лотоса. Им это удалось, но тело оставалось инертным. Тогда пандит попытался открыть один глаз мальчика. Когда и на эти его действия тело не отреагировало, оставаясь погруженным в глубокую медитацию и явно не осознававшим происходящее вокруг, пандит понял, что притворства здесь не было и в помине и что он стал свидетелем чудесного божественного феномена. Упав к ногам мальчика, он попросил у него прощения, а затем, найдя Парвати, заверил ее в том, что ее сын был благословенной душой, пребывавшей в истинной медитации, достойной почтения. Он попросил ее и дальше проявлять заботу о нем.
1951 г.
1952 г.
1951 г.
Тапасвиджи Махарадж
Свидетельство пандита быстро разнеслось по деревне, и сомневающиеся в большинстве своем перешли на сторону первого лагеря. Тем не менее хватало и тех, кто не хотел забывать свою обиду или просто был не прочь поиздеваться над беззащитным человеком, и потому нападки и избиения продолжались. Ум Сатьяраджу был настолько вовлечен в медитацию, что он не осознавал ничего в момент, когда это происходило, и начинал чувствовать боль от ран и ушибов на своем теле, лишь когда возвращался в более или менее обычное состояние вечером. После нескольких недель таких испытаний он решил искать убежища от отвлечений подобного рода в Пасалапуди-ашраме в соседней деревне. Управляющий ашрамом спросил мальчика: «Какую садхану ты практикуешь?» Поскольку Божественный Гуру никогда не давал название его технике, а его собственный ум был настолько тих, что практически не мог мыслить в «обычных» категориях, то ему не оставалось ничего другого, как ответить: «Я не знаю». Управляющий решил, что он не занимается никакой определенной практикой, и потому велел ему непрерывно повторять мантру Садгуру. «Посвятив» таким образом своего подопечного, он оставил мальчика и вернулся к себе в кровать. Вернувшись лишь на следующее утро, он спросил: