– Проконсул, это финикийский пират, грабил у наших берегов. Я не распял его сразу, подумал, тебе любопытно будет побеседовать с ним, – Марк, как всегда, лаконичен и сдержан. Он наносит скупой, но эффективный удар пленнику в спину, заставляя чернокожего скорчиться от боли. Его спина покрыта шрамами, похожими на финикийское письмо.

– Как зовут? – Сципион поднимается с высокого стула трона и осматривает гостя.

– Сальвий!

– Не похож ты на финикийца!

– Это вопрос риторический, господин.

Пленник явно не подавлен своим положением или, во всяком случае, не хочет такового показать. Марк подходит к Сципиону и подает ему обгоревший кусок ткани. Сципион разминает пальцами обожженную, но по-прежнему нежную ткань, потом нюхает ее и пробует на растяжение.

– Это шелк? – Сципион удивлен.

– Ты никогда не видел шелк? Очень удобная штука, особенно после того, как справишь нужду, – Сальвий обнажает белоснежную улыбку, скованную из бисера крупных зубов. Марк изуверски точно и сильно бьет чернокожего, заставляя его упасть на пол.

– На колени, скот! Это сам Публий Корнелий Сципион Африканский! – Марк пытается схватить Сальвия за волосы, но рука скользит по курчавой голове.

– Проклятье… А я месяц учил команду называть себя Африканским! – чернокожий, кажется, воспринимает все происходящее как игру, в которой он обязательно сорвет куш, чем ставит в тупик двух серьезных, закаленных в баталиях мужчин. Марк и Сципион даже переглядываются. Луч солнца отражается в обсидиановых глазах наемника и слепит проконсула.

– Рассказывайте. Оба! – Сципион щурится и возвращается на свой пергамский трон.

В тот день солнце было куда более беспощадным, заставляя плакать, чтобы не ослепнуть от всполохов морской глади. Соль везде: в глазах, на губах, на руках, сжимающих насквозь просоленную кожу пращей. Сальвий стоит на корме финикийского корабля, похожей на изготовленный к бою хвост скорпиона. Он сильно выделяется из разномастной толпы пиратов – как цветом кожи, так и спокойствием в улыбающихся глазах. Судно вот-вот настигнет хищная римская либурна, но Сальвий спокойно смотрит на паруса, нервно бьющиеся под ударами попутного ветра, а потом не спеша спрыгивает на палубу, где стоят взволнованные люди с пращами и дротиками в напряженных руках.

– Только по моей команде, – голос Сальвия звучит как заклинание, и его сразу же подхватывает стая чаек, привыкшая собирать отходы людей с корабля скорпиона. Особенно пернатые любят кровь и требуху, что летит в море после очередного пиратского нападения. Глупые птицы не понимают, что в этот раз кишки будут выпускать этим вечно галдящими и нетрезвым людям.

Либурна все ближе – она идет на абордаж. Римляне осыпают противника стрелами и камнями из пращей: под восторженные вопли чаек на палубу один за другим падают пираты и хрипят, катаясь от боли в кровавых лужах. Это будет славный пир! Но Сальвий медлит, хоть и видит, как враги готовят абордажного «ворона» – огромный штурмовой трап. Вот его загнутый железный крюк, придающий трапу клювообразную форму, падает на борт, ломая перекрытия.

– Бей! – Сальвий наконец дает команду, и пираты синхронно посылают в небо десятки дротиков и камней, распугивая возбужденных чаек. Атакующие валятся, размазывая соленую кровь по бортам обоих кораблей. Несколько пиратов топорами рубят «ворона» и освобождаются от него. Сальвий довольно улыбается, но резко меняется в лице, когда видит ассеру – огромную стенобитную балку, окованную железом. Она крушит такелаж и сносит с палубы людей. Сальвий ловко пригибается, с ужасом оценивая работу смертоносного маятника. Вслед за ассерой на корабль обрушивается вторая штурмовая волна – римские солдаты отважно прыгают на борт «скорпиона», вступая с пиратами врукопашную.