Цитирую по тексту Лаврентьевской летописи в том виде, как он был представлен, с исправлениями и дополнениями по другим спискам в издании археографической комиссии под редакцией А.Ф. Бычкова, вышедшем в Санкт-Петербурге в 1872 году[2]. Просто он у меня под рукой. Но, по сути, комиссией в данном месте были внесены минимальные правки. Из изначального Лаврентьевского текста, такого, как он издан в Полном собрании русских летописей, ушло только шокировавшее историков еще царской России упоминание о трех, а не одном жерле Днепра. Да лес, из которого берут свое начало три великие реки, назван Волковским, а не Оковским, как это обычно принято. Причем именно это чтение – Волковский – на деле явлно ближе к действительности, что подтверждается и другими источниками.

Неплохо бы было для начала разобрать сам текст. Хотелось бы напомнить читателю: единого представления о том, кем, когда, где и на основании каких источников была написана Повесть временных лет, у историков нет. Вернее, нет теперь. В течение длительного времени, с начала XX века, после классических работ А.А. Шахматова по истории русского летописания, считалось, что было три редакции ПВЛ, доведенные, соответственно, до 1111 года монахом Киево-Печерского монастыря Нестором (вернее, Нестером, так, как справедливо указал А.Л. Никитин, писалось на самом деле имя автора «Чтений о Борисе и Глебе» и «Жития Феодосия»), до 1116 года игуменом Выдубицкого монастыря Сильвестром и до 1118 года неким духовным лицом, близким к Мстиславу Владимировичу. К тому же предполагалось наличие более древних летописей, использованных авторами Повести. Шахматов самой старой датой летописного свода («древнейшего», по его обозначению) считал 1073 год. Более поздние историки могли не соглашаться с авторством той или иной редакции, датировкой предшествующих сводов (при этом нередко углубляя их в древность, аж до конца X века), но основные положения шахматовской концепции оставались неизменными.

Лишь во второй половине XX века, в первую очередь стараниями А.Г. Кузьмина, было достаточно убедительно показано, что Нестор никакого отношения к первой редакции ПВЛ не имел. Это следует хотя бы из того, что произведения, явно ему принадлежащие («Чтения о Борисе и Глебе» и «Житие Феодосия»), написаны не то что в другом стиле, а даже по фактам отличаются от Повести временных лет. Интересующихся отошлю к «Начальным этапам древнерусского летописания»[3]. А здесь, чтобы не быть голословным, упомяну хотя бы, что в летописи Борис (первый русский святой) княжил в Ростове, а в «Чтениях…» – во Владимире Волынском. А его брат Глеб жил, по «Чтениям…», в Киеве и бежал оттуда на север на корабле. По летописи же он был в Муроме и оттуда ехал в Киев, строго в противоположном направлении. То же самое – о житие печерских монахов. В «Житии…» новый Печерский монастырь был основан Феодосием, а по летописи – Варлаамом. И так далее.

Интересно, что список таких нестыковок был составлен еще Н.И. Костомаровым, то есть известен Шахматову. Было известно и то, что автор летописи, по его собственному утверждению, пришел в монастырь при Феодосии, а Нестор – при его преемнике, Стефане. Но Шахматов это проигнорировал, просто заявив, что Нестор писал летопись во время, которое было «отделено от первых литературных его опытов промежутком в 25 лет. Приемы его творчества за это время могли измениться и усовершенствоваться»[4]. При чем тут приемы, если речь идет о вполне конкретных фактах? В том числе касающихся жизни самого Нестора. Он что, за 25 лет лучше узнал, к кому из настоятелей пришел в монастырь?