Ант Маркут, широкоплечий великан, самый надежный человек Гельбиша, его помощник в создании первых отрядов сакваларов, один из главных участников Революции 19 Января, первым ворвался во дворец и арестовал тогдашнего президента Ларра. За всю свою долгую службу он не имел ни одного нарекания и был награжден шестнадцатью орденами Сана первой степени. Только сам Гельбиш обладал большим количеством – у него их было двадцать восемь.

Когда Маркуту передали приказ Гельбиша, он не удивился. Он ждал вызова. Но если бы Гельбиш, вопреки своему обычаю, стал задавать вопросы, Ант Маркут не смог бы на них ответить.

Появление в рядах сакваларов неизвестного было замечено им, когда удалить его было уже невозможно. Маркут был слишком дисциплинированным служакой, чтобы осмелиться нарушить торжественность церемонии. Мокрый как мышь, он почти терял сознание, ожидая от чужака чего-то ужасного. К счастью, незнакомый саквалар вел себя подобающим образом и выглядел достаточно браво. Решив, что разберется после окончания церемонии, Маркут слегка успокоился.

Но когда Лей Кандар сошел с трибуны под крики “Сана!”, Маркут обнаружил, что подозрительный саквалар исчез. Более того, когда он, выстроив сакваларов, попытался выяснить, откуда тот взялся, оказалось, что его никто не видел. Саквалары строго выполняли устав: в присутствии Диктатора поедать его глазами. Никто не мог сказать, где и рядом с кем он стоял на площади. Ант Маркут снова покрылся холодным потом. Он даже подумал, что стал жертвой галлюцинации.

Маркут предстал перед Гельбишем, большой, слишком большой в сравнении с приземистым главнокомандующим, и хотел только одного: стать как можно меньше, а лучше просто исчезнуть, провалиться сквозь землю.

Третье Плечо молчал. Молчал и Маркут.

– Я жду объяснений, – сказал наконец Гельбиш.

Маркут опустил свою рыжую шевелюру и заговорил, не глядя на главнокомандующего. То, что он говорил, было дико и неправдоподобно, но Гельбиш слишком хорошо знал своего Маркута, чтобы допустить мысль, что тот лжет.

– Галлюцинация? – хмуро усмехнулся Гельбиш. – Нет, Ант, это не галлюцинация… Даю тебе двое суток, чтобы найти этого человека. – Он показал ему фотографию. – Иди, ты свободен.

Маркут ожидал наказания. Наказания не последовало. И это было так неожиданно, что он не сразу понял, что может уйти. Он растерянно отдал честь, повернулся и вышел.

Гельбиш отпустил Маркута, не дав воли своему гневу, – не хотел, чтобы Маркут знал, что он придает слишком большое значение случившемуся. Он снова взглянул на карточку с изображением того, кто называл себя Жан-Клодом Пулло. Взгляд умных, чуть прищуренных глаз вызвал в могущественном Министре Порядка безотчетную тревогу: бельгиец смотрел на Гельбиша с затаенной усмешкой, будто знал что-то, чего не знал сам Гельбиш и чего следовало опасаться.

“Кто он? – подумал Гельбиш. – Что ему нужно здесь? Контрабандист? Нет, тут что-то другое… Но что?”

Грон Барбук стоял у окна и смотрел, как рабочие разбирают помост, на котором утром ему вручали Почетный знак Великого Мусорщика. На нем все еще был белый парадный мундир, и на лацкане поблескивал золотой знак, прикрепленный рукой Диктатора. Гости, толпившиеся в доме весь день, разошлись, и он слышал, как поскрипывали половицы у него за спиной: жена убирала со стола остатки угощения.

Рабочие погрузили доски от помоста на длинную нескладную телегу и уехали. Младшие мусорщики подметали и без того чистую площадь. Они работали молча, сосредоточенно, быть может догадываясь, что сам Грон Барбук наблюдает за ними.

Только теперь, оставшись один, Барбук задумался о значении сегодняшнего торжества. Он привык к славе и относился к ней спокойно, с достоинством. Слава не сделала его ни заносчивым, ни надменным. И если поначалу она беспокоила его, то теперь песни, портреты в лавках, люди, узнающие его на улице, – все стало привычным.