Во-вторых, механизм, в соответствии с которым обретались эти новые материальные блага (необходимость стать клиентом или партнером Рима в той или иной приграничной зоне), также отчасти объясняет кажущуюся странность возникшего потока миграции. Сложившаяся картина ничем не напоминает простую и понятную старую гипотезу вторжения. Основное участие в процессе принимали отдельные группы и отряды, только некоторые из которых были многочисленными. К тому же значительная часть населения земель вблизи как Балтийского, так и Черного моря осталась на месте после того, как процесс миграции был успешно завершен. Перед нами вовсе не перемещение целого народа из пункта А в пункт Б с элементами этнической чистки. Тем не менее, для того чтобы получить доступ к новым богатствам приграничной зоны, нужно было заставить Рим отдать предпочтение вновь появившемуся там племени вместо уже имеющегося партнера, а потому приходилось собирать большие войска, чтобы свергнуть уже существующий политический строй. Следовательно, в отличие от современных миграционных единиц, тогдашние должны были быть многочисленными и хорошо вооруженными.
В-третьих, тот факт, что честолюбивые короли, желавшие переселиться с периферии в приграничные регионы, не могли собрать войско нужных размеров только из своих личных военных отрядов, объясняет другую особенность больших групп – наличие в них женщин и детей. В результате мы получаем миграционный поток, который не принимал форму ни «волны продвижения», ни «переселения элиты». Небольшие семейные группы, передвигающиеся наугад по новым территориям, были бы с легкостью уничтожены карпами, сарматами или обитавшими близ Рейна и Везера германцами, а короли со своими небольшими отрядами не смогли бы одержать верх в масштабных сражениях, без которых нельзя было бы достичь цели.
Помимо создания новой модели миграции, учитывающей несомненные связи между миграцией и развитием, изменения, происшедшие в германском обществе в ранний римский период, имеют еще одно важное значение – это первые проблески всеобъемлющего процесса, который в конечном итоге устранит географически обусловленное неравенство в развитии, характерное для Европы начала 1-го тысячелетия. За пределами тех регионов, которые попали под непосредственную власть римлян, тесный контакт с империей вызвал к жизни силы, кумулятивное воздействие которых преобразило германское общество. В результате к IV веку, как мы уже видели, появились куда более серьезные политические структуры, охватывавшие больший процент населения. Действие этих сил наиболее отчетливо проявлялось вблизи границы, однако оно ощущалось и в других областях, по всей видимости благодаря сетям экономических контактов, например развернутым системам торговли рабами и янтарем, далеко протянувшим свои щупальца. Еще более важным было появление богатой внутренней периферии, окружавшей Римскую империю со всех сторон, которая породила тенденцию к хищнической миграции в эти регионы из внешней периферии. Таким образом, не только клиенты Рима, проживавшие на тонкой полосе приграничных земель, оказались охвачены трансформационными процессами, которые в конечном итоге подорвут господство империи в Средиземноморском регионе. Однако даже к позднеримскому периоду обширные участки Восточно-Центральной и Восточной Европы по-прежнему оставались не затронутыми трансформацией. Это обстоятельство изменится, лишь когда новый политический строй государств-клиентов, созданный миграционными потоками II и III веков, будет охвачен волнениями и кризисами IV столетия. Миграция пока играла второстепенную роль в развитии, однако это продлится недолго. Началась эпоха гуннов.