С одной стороны, союз алеманнов стал результатом долгого политического процесса. Когда мы впервые встречаем упоминания о них в источниках III века, ютунги, к примеру, еще не входили в его состав. Однако к середине IV века это обстоятельство изменилось – они стали одним из нескольких племен, с которым, судя по всему, периодически заключались соглашения о подчинении и господстве (см. главу 2). Этот процесс начался в начале III века. Одно время было модно утверждать, что первое убедительное упоминание о союзе алеманнов не могло появиться раньше 290-х годов. Тогда было вполне естественным утверждать, что все набеги и завоевания в землях близ Рейна в III веке осуществлялись независимыми отрядами, которые начали объединяться в более крупные структуры только после захвата Декуматских полей. Но это слишком поздняя дата. Император Каракалла уже сражался с алеманнами в 213 году. И пусть союз их в то время еще не включал в себя всех племен, которые войдут в него в начале IV века, один этот факт показывает, что в первые годы III столетия уже имела место значительная политическая реорганизация их общества, что, в свою очередь, заставляет нас рассматривать алеманнов уже не просто как набор военных отрядов[144]. И тогда их действия на западе, вероятно, были во многом схожи с тем, что происходило в это время к востоку от Карпат, – в конфликтах участвовали как крупные группы, так и малые военные отряды.

Возможно, есть и более общая логика, определенные закономерности, в соответствии с которыми происходят любые завоевания такого рода, поскольку археологические свидетельства, найденные на востоке и относящиеся к III веку, в некоторых ключевых аспектах напоминают вторжение скандинавов в Западную Европу в IX веке, которое описано в источниках куда лучше. Здесь тоже все началось с малого. В самом первом набеге участвовали всего три ладьи северян, напавших на южное побережье Англии примерно в 790 году. Еще примерно полтора поколения масштаб происходящего не менялся, однако затем он начал увеличиваться – более крупные объединенные отряды начали действовать в западных водах с 830-х годов, некоторые из них – под предводительством «королей», или ярлов, людей, уже имевших вес в скандинавском обществе. Тенденция к объединению сил достигла своего пика в 860-х годах – несколько крупных отрядов объединились в большую армию, чтобы достичь целей, требовавших более серьезных военных сил. В случае с викингами таковыми целями являлись победа над англосаксами и завоевание франкских королевств. Все это очень напоминает закономерности, выявленные нами в германской экспансии III века. Возможно, и здесь все началось с мелких нападений, однако для того, чтобы разграблять римские города, побеждать римских императоров и отбирать привилегии у государств-клиентов Рима, нужен куда более серьезный уровень политической и военной мощи, приведшей, как и в случае с викингами, к развитию новых союзов среди мигрантов с целью создать силы, достаточные для последующих рискованных предприятий[145].

Степень вовлеченности женщин и детей германских иммигрантов на разных этапах экспансии по-прежнему требует более серьезного изучения. Однако одно из наиболее поразительных изменений, которые произошли в черняховской культуре под влиянием вельбарской, касалось именно женского платья (по крайней мере, женского погребального облачения). Как уже отмечалось ранее, в обеих культурах женское платье удерживалось на двух брошах (фибулах) похожего стиля на плечах; ожерелья и пояса также мало чем отличались друг от друга. Но до III века такой костюм не встречался среди носителей дакийского языка и культуры, обитающих близ Карпатских гор. Сложно поверить, что столь важное культурное заимствование могло произойти без участия большого количества женщин – а следовательно, и детей, – отправившихся вместе с мужчинами на юг. Этот довод подтверждается и тем фактом, что готы, по крайней мере, принадлежали к тем племенам, которые на протяжении нескольких поколений сохраняли свой германский язык, с середины III до конца IV века. Если бы, как в случае с вторжением скандинавов в Россию в IX и особенно X веках, мы бы наблюдали феномен проникновения на чуждые земли малых отрядов, то последствия были бы такими же, как в Древней Руси, – иммигранты быстро бы переняли язык местного населения. Однако, как наглядно демонстрирует Готская Библия Ульфилы, в III веке ничего подобного не происходило. Ульфила жил и работал среди готов-тервингов в середине IV века, через сто лет после того, как началось их переселение к Черному морю, и язык племени оставался все это время бесспорно германским