Отныне мы жили втроём: я, Женя и Птичка-Котлетка. Жили мы хорошо, мяса отца и того мародёра хватило на долго. Тем более Женя больше ничего не ел, просто сидел на месте и молчал. Какой хороший друг!

Птичка и я тоже многого не требовали. Чтобы скоротать время, я иногда читал им книги. Одну и Жене дал почитать, но он даже её не взял. Видимо, не хотел глаза напрягать. А-то у него они такие бледные. Видно, устал…

Мы смотрели в окна. Повсюду бегали люди, только вместо улыбки на лицах у них был зверский оскал. Они думали только о поиске еды. Неужели я единственный человек в этом месте, который еще не утратил таких чувств, как любовь и сострадание… За это время в посёлке уже почти не осталось людей. Некоторые передохли от голода, забившись в угол. Некоторые от рук других людей. А пытающихся выбраться из этого округа ждала участь похуже – они были разорваны голодными леопардами.

Пара дней, и мы оказались единственными в посёлке. Но вдруг моя Птичка-Котлетка заболела, причём очень серьёзно. Я пытался ей помочь, но она слабела с каждым днём. Ей становилось всё хуже, как и мне. Ведь я любил её всем сердцем, любил её больше, чем кого-либо в своей жизни.

Я должен был её спасти. Нужно было сделать инъекцию. Найдя шприц, я наполнил его лекарством. Лекарство я сделал сам. Растолок активированный уголь, смешал его с водой. После инъекции птичке лучше не стало. Спустя день она задрожала, начала задыхаться. Неужели это конец? Неужели я потеряю любимую из-за какой-то болезни? Моя Птичка… моя Котлетка…

Птичка скончалась. Я просидел в слезах много часов. Решив подышать воздухом, я вылез из подвала, вышел на улицу и вдохнул полной грудью. Выдохнуть спокойно у меня не получилось. Я раскашлялся, у меня будто ком из горла вылетел. Я снова вдохнул и опять. Наконец, откашлявшись, схватился за голову. Я будто пробудился ото сна. Рассудок вернулся ко мне. И, провернув все события в голове, я побежал назад. В подвале на столе лежала мёртвая птица с подбитым крылом. Раньше этого не замечал… Я взглянул на Женю. Но это уже не был он, лишь его труп. Рана загноилась, он умер в муках, не в силах ничего сделать или сказать. Он потерял рассудок ещё тогда, когда мы зашили ему рану. Я даже этого не заметил, ведь был увлечён… чем? «Любовью» к… котлете? Что вселилась в птицу…

Любой посчитает это бредом. Теперь и я так считаю. Птица не уходила, так как не могла улететь, а до окна, единственного для неё выхода, она не могла достать. А не потому, что котлета вселилась в тело птички… И умерла птица как раз оттого, что съела котлету. Кто знает, сколько времени она лежала в том контейнере в лаборатории… Получается, всё, что я делал в последнее время, – было бессмысленно… Всё, во что я верил – ложно. Но что свело меня с ума?

Я подумал и снова взялся за голову. Тот газ, которым я надышался перед уходом из лаборатории! Должно быть, это его действие. И только сейчас оно наконец прошло. Но уже слишком поздно. Зачем я вообще полез к приборам?.. Наверное, думал, что мальчик в таком возрасте, почитав старые газеты и книжки, сможет исправить всё в один миг. Ну что за дурак… Эта ошибка стоила многих жизней. Жизни Жени, жизни моего отца. Подумать только, я убил собственного отца из-за любви к котлете… Но это была не любовь, а лишь иллюзия, вызванная газом…

А также я мог бы спасти многих, попытавшись успокоить беспорядок, показав людям, что мы принесли из лаборатории. Возможно, мы смогли бы собрать приборы, начать их использовать. Владимир Маратыч считал меня своим учеником. Он верил, что я бы разобрался, стоило почитать инструкции, принципы работы и прочую теорию. Но я был ослеплён по своей же вине. И по моей вине погибли все…