– Последние уходят, – сказал он.
Задохнулся, захрипел, икнул и посинел.
Наверное, перед ним промелькнули и тот трамвай с воришкой-пророком, и привидение из комаров, и ВДНХ, и ржавые гвозди, и Нат Пинкертон, и многое-многое другое, о чём я и догадаться не могу, – пока он стремительно падал в пропасть чёрной трубы.
Вмиг распустился ещё один Божий узел!
После него осталась папка с документами. Справки, аттестаты, свидетельства, выписки, удостоверения. О сдаче норм ворошиловского стрелка, об установке первых радиоточек на селе, о пешем походе в уссурийскую тайгу, об окончании бронетанковой академии, о ранении на Сандомирском плацдарме при форсировании Вислы, о получении орденов, медалей и пенсии.
И среди всего этого два анализа за 1921 год – мочи и крови. Всё в норме было у моего дедушки. Надеюсь, и сейчас тоже. Царствие ему и покой небесные.
Допотопное
Это, как говорится, реальная история. Хотя поверить, конечно, не просто.
С родной бабушкой-то мы не виделись. Она покинула этот мир еще до того, как я в нем появился.
Зато у деда моего была еще одна жена, которая продержалась на белом свете более ста лет, едва ли не исполнив в точности послепотопный Господний завет. Кстати, имя ей при рождении дали соответствующее Ноэма, в память, видимо, о жене патриарха Ноя.
Впрочем, до зрелого возраста она была счастливо уверена, что в этом имени, если расшифровать, заложено много революционного смысла – вроде народный отдел электрификации и машиностроения.
Она рано вышла замуж за некоего Резвушкина, который трудился в Промэкспорте, торгуя кое-как с заграницей комбайнами. Родила трех мальчиков. Жила тихо и размеренно, но с неясным внутренним волнением.