«У нас ведь нет с вами подходящего происхождения.
Ведь у нас нет подходящего происхождения, мой дорогой?
– Какой там черт… Отец был судебным следователем в Вильно, – горестно ответил Борменталь, допивая коньяк.
– Ну вот-с, не угодно ли. Ведь это же дурная наследственность. Пакостнее ее и представить ничего себе нельзя. Впрочем, виноват, у меня еще хуже. Отец – кафедральный протоиерей. Мерси. «От Севильи до Гренады в тихом сумраке ночей…» Вот, черт ее возьми».
Горькая шутка над своим изгойством при новом строе? Вряд ли. В каждой шутке – только доля шутки, остальное – правда. Ответим на один простой вопрос: а сохранил ли профессор Преображенский веру своего отца или хотя бы уважение к ней? Ответ придется дать отрицательный. По ходу дела профессор постоянно чертыхается. И даже, когда сталкивается со страшной очевидностью наказания за нарушение Божественных законов и вторжение в таинственную сферу бытия человека, то поминает не Бога а природу: «Вот, доктор, что получается, когда исследователь, вместо того, чтобы идти ощупью и параллельно с природой, форсирует вопрос и приподымает завесу! На, получай Шарикова и ешь его с кашей».
Веры в Бога в нем нет и в помине, есть лишь вера в человеческий разум.
Да, что-то из христианской нравственности он удерживает: «На преступление не идите никогда. Доживите до старости с чистыми руками». В революционные годы это, конечно, немало, равно и забота в свое время о голодном Борментале. Но это, пожалуй все, что связывает его с отцом – кафедральным протоиереем.
А уж если говорить о христианской нравственности во всей ее полноте, в смысле жертвенного служения… Только что отгремела Гражданская война. Страна не вылезает из эпидемий – испанки, тифа и, конечно сифилиса.
Вот где могут пригодиться познания профессора-венеролога Преображенского.
А чем он занимается? За солидные деньги принимает «кобелирующих граждан», говоря языком капитана Глеба Жеглова. Делает деньги на пороке и тем обеспечивает свое благо-сытное существование, комфортный быт и славные застолья с горячими закусками, «новоблагословенными водками» и т.д.
А теперь посмотрим на ситуацию с другой стороны.
Церковь отвергла ересь антропоморфитов1, учивших о том, что человеческое тело само по себе являет образ Божий и, тем не менее, она относится к нему как к некоей святыне. «Господа Бога святите в телах ваших» (1 Петр 3, 15) – учит нас св. апостол Петр. «Бегайте блуда, всякий грех, который сотворит человек – вне тела, а блудник грешит против своего тела» (1 Кор.6, 18) – взывает св. апостол Павел. Созидайте из себя храм духовный». Эти слова относятся не только к душе, но и телу. Отношение к телу, как к святыне, мы ощущаем практически во всей богослужебной жизни Церкви: нас помазывают освященным елеем, тело покойного («честные мощи» по определению Требника) кадят, пред ним ставят свечи и т.д.
А чем занимается профессор Преображенский? «Я вставлю вам яичники обезьяны», говорит он 55 летней даме, у которой бурный роман с неким господином. Вот как он относится к этой святыне. И вопрос: благословил бы его отец, кафедральный протоиерей Филипп Преображенский на такие действия, совмещение святыни человеческого тела с обезьяними половыми органами, да еще и для блудливых целей?
Еще более кощунственно выглядит операция с пересадкой семенных желез и гипофиза алкоголика и вора Клима Чугункина в бедного пса Шарика. В результате происходит полное очеловечивание, что порождает восторженный вопль ассистента Борменталя: «Профессор Преображенский, Вы – Творец». Но только вспомним, как Бог творит человека. Отцы Церкви особо акцентировали то, что для сотворения человека Бог взял вещество от чистой девственной земли, подобно тому как впоследствии Он воплотился от пречистой Приснодевы Марии. Вот что в частности пишет Блаженный Августин: «Лицом земли, то есть достоинством земли по праву называется Мать Господа, Дева Мария. Оросил же Ее Дух Святой, обозначаемый в Евангелиях именем «источника и воды». То же, что человек был создан из праха и поселен в раю, дабы возделывать и хранить его, означает, что он должен был пребывать в воле Отца, исполняя ее и покорствуя ей»