Румянцев мыслил глобально (что, кстати, в те времена по отношению к вооруженным силам как таковым было большой редкостью): армия – не есть некоторая обособленная структура; армия должна питаться всем народом, «соразмерно способам и доходам своим ополчаться и весьма уважать их источник, который мы поныне один к содержанию воинских сил имеем: я разумею народ, дающий для войска и людей и деньги, чтобы несоразмерными и бесповоротными взиманиями оный не оскудить, и браться за средства такие, чтобы к поре грозящей и запас в деньгах иметь и силы наши не чувствительно для самих умножать мы могли».

От общего – к частному. Рогатка – приспособление нехитрое: несколько копий или пик скреплялись вместе и соединялись в линию на одном брусе. Долгое время рогатка действительно была эффективным способом, с помощью которого пехота могла противостоять кавалерии.

Но времена изменились, вооружение совершенствовалось и рогатки стали обузой – для их перевозки и обслуживания требовалось огромное количество подвод и человеческих ресурсов. Это сковывало армию, лишало ее маневренности. И потому Румянцев решительно выступил за полный отказ от рогаток. Но добиться этого удалось с большим трудом – и уже только после окончания войны с турками, в середине 1770-х гг.

Символично и характерно – со знаком «минус» – что во многих источниках упразднение рогаток, да и многие другие полезные усовершенствования, приписываются Г. А. Потемкину и другим деятелям. Роль П. А. Румянцева была, например, если и не забыта совсем, то сильно преуменьшена и в деле подписания очень выгодного для России (причем и с точки того, что правительству нужно было поскорее подвести черту под войной – ведь в самой империи вовсю разгоралось Пугачевское восстание, и война на два фронта могла обернуться катастрофой) Кючук-Кайнарджийского мирного договора – того самого, после которого Екатерина II, среди прочего, пожаловала Петру Александровичу фельдмаршальский жезл и позволение именоваться «Задунайским».

Но, несмотря на это, отношения Румянцева с Екатериной оставались натянутыми и все более ухудшались с ростом влияния главного фаворита императрицы – Потемкина. На этом фоне Петр Александрович сблизился с наследником престола и даже сопровождал Павла Петровича в 1776 г. в поездке в Берлин, на помолвку с принцессой Марией Вюртембергской, будущей императрицей Марией Федоровной.

Впрочем, официальным приемам, придворным интригам и жизни в шумных столицах Румянцев предпочитал тишину своих многочисленных имений, самыми любыми из которых были украинские Ташань и Вишеньки. В феврале 1779 г. Екатерина II назначила его наместником Курского и Харьковского наместничеств и всей Малороссии. Петр Александрович спокойно занимался малороссийскими делами, в частности распространением на Украину российского административно-территориального деления и местного устройства. В Петербурге о Румянцеве не то чтобы стали забывать, но вспоминали не часто.

Ситуация изменилась в 1787 г. Османская империя жаждала реванша и, пользуясь поддержкой Великобритании, Франции и Пруссии, выдвинула ультиматум Российскому правительству с требованием восстановления вассалитета Крымского ханства и Грузии. И после того, как в Петербурге прогнозируемо ответили отказом, между Россией и Турцией началась новая война. Вполне логично, что Румянцева вызвали из его украинских имений – кому как не победителю при Ларге и Кагуле снова бить турок. Однако ему хоть и дали в командование армию – но только вспомогательную, «придаточную» при главной армии под началом Потемкина.