Кн. С. Волконский – бывший директор Императорских театров – пишет решительно то же самое: «Россию губили с двух сторон. Сейчас мы склонны делать ответственными только людей революции. Да, они ответственны за свои дела. Но за свой приход? Разве они не нашли себе подходящей почвы? А где длинный путь, по которому мы шли к тому, к чему пришли? Вот это не все понимают из числа наших соотечественников, которых я встречал после моего бегства из советского ада. Все скошено – понимаете ли вы? Все. Нужна новая стройка, новое здание из нового материала и с новыми работниками».
Это все отзывы правых людей, людей привилегированного слоя. Не Керенских и не Лениных. Самый правый из русских историков – И. Якобий дает еще более жуткую картину: «Помойными ямами были столичные салоны, от которых, по словам государыни, неслись такие отвратительные миазмы… Русский правящий класс и здесь оплевывал самого себя, как слабоумный больной, умирающий на собственном гноище». Государыня Императрица пишет Своему Супругу о «ненависти со стороны прогнившего высшего общества» (Якобий, с. 7).
Тот же И. Якобий пишет: «Любопытно и поучительно сравнивать рассказы дипломатов о настроениях столичного общества (в начале XIX века. – И. С.) с тем, что другие дипломаты, как М. Палеолог, например, писал о том же и во время Великой войны. Те же пересуды, та же эгоистическая близорукость, та же злоба к Монарху, то же предательство. За сто лет высшее русское общество не изменилось». Ген. А. Мосолов сообщает:
«Думали, что переворот приведет к диктатуре Вел. Кн. Николая Николаевича, а при успешном переломе в военных действиях и к его восшествию на Престол. Переворот считался возможным ввиду распрей в Императорской Фамилии…».
«..Легкомысленные представители общества думали исключительно о своем собственном благополучии… Ища виновников неудач России, они обрушились на Государя и, в особенности, на Государыню. Видя невозможность отделить Императрицу от Царя, они начали мечтать о дворцовом перевороте».
Свои впечатления он суммирует так: «Мне казалось, что столица объята повальным сумасшествием».
Как видите, все это выражено очень туманно. Никаких имен не названо и никаких фактов не приведено. С. Ольденбург пишет еще осторожнее: «Измена бродила вокруг Престола…»
И потом не без некоторой наивности добавляет: «Но, к чести высшего общества, можно сказать, что эта измена так и не воплотилась в жизнь».
Вся эмиграция, в том числе и С. Ольденбург, является именно следствием «воплощения измены», но всю эту тему автор пытается обойти как-то сторонкой, как, впрочем, пытаются и И. Якобий, и А. Мосолов. Впрочем, на этой же странице С. Ольденбург приводит чрезвычайно симпатичный факт: «Дошло до того, что представитель Союза Городов, городской голова[5] Хатисов, ездил на Кавказ предлагать Вел. Кн. Николаю Николаевичу произвести переворот и провозгласить себя царем».
Вел. Кн. Николай Николаевич отклоняет это предложение под предлогом «монархических чувств армии», но оставляет этот преступный разговор без всяких последствий и даже не докладывает о нем Государю Императору. Председатель Центрального комитета кадетской (милюковской) партии, кн. П. Д. Долгоруков, возражая кому-то, пишет в январе 1917 года:
«Дворцовый переворот не только нежелателен, но скорее гибелен для России. Дворцовый переворог не может дать никого, кто явился бы общепризнанным преемником монархической власти на Русском Престоле».
Значит, даже кадетская партия возражает против переворота. Кому она возражала? Сам С. Ольденбург констатирует: «Настроение общества, не говоря уже о широких массах, не благоприятствовало перевороту».