Здесь придётся отметить, что всякое волевое решение в жизни государства, свидетельствуя о той или иной мере насильственности, неизбежно проводит свои проекции на хозяйственную, политическую и экономическую жизнь Страны. В данном случае петровское прикрепление к земле не могло не притормозить развитие внутреннего и социального бытия народа. Ибо, жёстко отмерив каждоличную инициативу, и тем самым снизив экономическую составляющую уклада жизни народа и его гражданских перспектив, оно сеяло сомнения в настоящем и снижало уверенность в будущем. Исторический потенциал Страны так же был ущемлён, поскольку сознание несвободы снижало в народном бытии смысл общественного существования.
Но всё это было впереди… А пока контакты с дикими ареалами приводили к вялому смешению московско-русских пришельцев с аборигенами, жизнь которых не знала форм. Существуя вне общества и какой бы то ни было системы правления, незнакомые с календарём, механикой и не имевшие опыта социальной жизни, они не владели соответствующими навыками, а потому в трудноопределимой «вилке» времени и исторической перспективе не были способны к государственному существованию.
Есть основания полагать, что Русь столкнулась с феноменом (разноплеменной, разнохарактерной, разнонаправленной в своих пристрастиях и непредсказуемой в межплеменных интересах) вненациональной сущности за невозможностью быть таковой. Сущностью, не имеющей структуры и государствообразующих характеристик, ввиду отсутствия для этого исторических предпосылок. Потому то, что не содержало нациообразующих свойств, не могло развиться в то, что кристаллизуется из этих свойств, а именно – в государственность.
Исходя из этих посылок, следует признать, что Российская Империя – с лёгкой руки Петра осенённая рациональными принципами европейской государственности, принципиально не свойственными ни региону «Урало-Каспийских ворот», ни «ханско-сибирскому», бесханскому и вообще лесостепному ареалу — в лице новоприобретённых обширных территорий столкнулась с потенциально разрушающей государство силой. Характер её был завязан на отсутствии стабильности в чём и где бы то ни было, неимении охраняющих государственное образование структур и отсутствии наследной склонности к организованному, предсказуемому и упорядоченному бытию. Именно эти атрибуты кочевой, лесо-оседлой и «закаменной» стихии обусловили тот неизбывный в истории внегосударственный характер, который веками инстинктивно тянется к своему историческому беспрошлому. Под «европейским» фундаментом России оказался песок…
Вместе с тем в оценке подобно слагающихся реалий нельзя не принимать во внимание, что при поглощении одним народом другого этнические характеристики последнего не растворяются полностью, подобно кусочку сахара в чашке чая, но остаются «при себе» в виде нерастворимых элементов. Эти-то «нерастворимости» или «неизменяемые величины», так или иначе, заявляют о себе в своих основных качествах. «Скаканув» вперёд, скажем, что ими являются грубость и «степно-таёжная» жестокость, неспособность к организованности и самообладанию, пониженное самосознание (и в самом деле: сознавание чего?), пассивность в жизнеустроении и венчающая все эти свойства безответственность. Впрочем, даже и при гипотетически полном растворении, – изменение «вкуса» (или «привкуса») всегда будет свидетельствовать о наличии «исчезнувших» элементов. Неизменяемый в главных своих чертах, характер «припозднившихся русских» и лег в основу затаённого антагонизма и несогласованностей внутри, как её потом назовут, – «евразийской» цивилизации. Последняя, не имея под собой духовно-культурной доминанты, потому, видимо, и получила столь неуклюжее наименование. Отмеченные свойства, плодя и воспроизводя историческую неразбериху, – до сих пор напоминают о себе социальной инертностью, ущемлённом чувстве меры и малой склонностью к индивидуально осознанному бытию, а неразвитая дисциплина приводит к политической, социальной и бытовой несамостоятельности. Туземные племена, веками пребывая в естественной для себя среде обитания, подобно американским индейцам оказавшись беззащитными перед действием «огненной воды», – в процессе своей ассимиляции «поделились» этим свойством с жителями Великой Русской Равнины (доуральской России).