С той же целью наиболее эффективного использования человеческого материала создавалась сеть госпиталей и устанавливались штаты медицинских служителей. Для старых солдат были организованы роты инвалидов, которые использовались для гарнизонной службы. Армия пыталась соединить заботу о человеческом индивидууме с непременным превращением его в эффективный элемент военной машины. При этом всякие попытки повысить эффективность этой машины за счет «немецкой дисциплины», то есть через телесные наказания, армией отвергались. Введенная военным министром Ш. Л. Сен-Жерменом в 70-е гг. XVIII в. прусская система наказаний не прижилась. Против выступила не только солдатская масса, но и унтер-офицеры и офицеры.
Большое влияние на французское общество оказало сочинение Ж. Сервана «Солдат-гражданин», во многом развивавшее идеи Ш.-Л. Монтескьё об эффективности всеобщей воинской повинности, которая существовала в Древнем Риме[587]. Подобные настроения затронули и профессиональных военных мыслителей. Наиболее известный из них граф Ж.-А. де Гибер (1743–1790) рекомендовал распространить военное обучение во всех классах населения, вплоть «до самых бедных деревень». «Любовь к оружию и к воинским упражнениям, привитая дворянству, – считал он, – вскоре передастся народу…» Это, по мнению Гибера, лучше организует нацию[588]. В этих проектах Сервана и Гибера, как блестяще показал современный автор Ж. де Пюимеж, проявлялся миф о «солдате-землепашце», рожденный памятью о военизированном обществе Римской республики и реализованный европейским обществом в XIX и ХХ вв.[589] Таким образом, еще в дореволюционную эпоху во Франции были созданы многие предпосылки для появления новой армии, причудливо соединившей дух свободы с изощренной формой подчинения человека военной и государственной машине.
Эволюция французской армии в годы революции хорошо исследована. Среди наиболее крупных зарубежных работ отметим труды Ш.-Л. Шассена и Л. Энне, Ж. Жореса, А. Собуля, Р. Кобба, Ж.-П. Берто, С. Ф. Скотта, Р. Блауфарба, А. Форреста[590]. Среди отечественных авторов – В. А. Бутенко, А. К. Дживелегова и О. В. Соколова[591]. Армия восприняла начало революции в целом положительно. Несмотря на создание Национальной гвардии, которая должна была во многом составить противовес регулярным частям, армия в первые месяцы приветствовала происходившие перемены. Однако с конца 1789 г. начал разрастаться конфликт внутри самой армии, вследствие чего наметился рост дезертирства, в том числе и среди офицерского состава. Как отметил 4 июля 1790 г. военный министр де ла Тур дю Пен, офицеры покидали части, нередко эмигрируя за границу, главным образом в связи с развитием «армейской демократии», выразившейся в отказе рядовых и унтер-офицеров от соблюдения субординации[592]. Однако те офицеры, чья карьера зависела от революционных изменений, предпочли оставаться со своими полками.
В условиях быстрого ослабления старой регулярной армии все чаще стали раздаваться голоса о создании массовой общенациональной армии, основанной на новых, демократических, гражданских принципах. 12 декабря 1789 г. депутат Учредительного собрания Э.-Л. Дюбуа-Крансе потребовал «действительно национального набора, который бы охватил каждого второго в стране…»