Характерной чертой его произведения стало достаточно критическое внимание к источникам. Причем, наряду с французскими и немецкими материалами, Даффи счел необходимым обратиться и к русским опубликованным документам. Прежде чем начать изложение событий самого Бородина, автор дал квалифицированный обзор стратегии и тактики русской и Великой армий, охарактеризовал особенности их материального обеспечения и сделал беглый очерк хода военных событий с начала войны 1812 г. Впрочем, особых откровений Даффи не сделал, следуя в основном за Чандлером. К моменту генерального сражения Наполеон располагал 133 тыс. солдат (что составляло 44 тыс. на милю), русские – 125 тыс. (то есть 36 тыс. на милю). Причем состояние французской кавалерии оставляло желать много лучшего, а из 587 орудий только 1/10 часть могла быть отнесена к батарейной артиллерии (последнее утверждение Даффи, вероятно, позаимствовал у Богдановича). В то же время русская армия включала много рекрутов, а 1/3 кавалерии составляли казаки (7 тыс. из общего количества кавалерии в 24 тыс.).

6 сентября, предприняв рекогносцировку, Наполеон, по мнению британского историка, допустил существенные ошибки, оценивая расположение неприятеля, его оборонительные сооружения и саму местность. Это и предопределило его решимость, отвергнув план Даву, предпринять фронтальную атаку русских позиций. Впрочем, как считал Даффи, были и другие причины отказа императора от предложений маршала: трудности обхода русских позиций ночью, возможность отказа неприятеля от генерального сражения, а также состояние летаргии, в которое Наполеон все более погружался. Достаточно подробно, стараясь отмечать важные детали, Даффи изложил перипетии самого сражения. Остановившись, в частности, на описании боя за «флеши», он заметил, что некоторые историки выделяли во второй французской атаке на «флеши» четыре отдельных удара. Поэтому, полагал автор, спор о количестве атак не столь уж существен, как казалось многим историкам. Объясняя причины неудачи знаменитой атаки генерала Бонами батареи Раевского, автор отметил, что тот был контратакован русскими сразу с четырех направлений и, конечно, не мог удержаться. Сам Наполеон, по мнению Даффи, вел себя в ходе сражения неожиданно пассивно, предоставив Мюрата и Нея самим себе, игнорируя в то же время призывы оказать им поддержку императорской гвардией. Причины такого отказа историк видел в трех моментах: во-первых, в том, что император, находясь во враждебной стране, не мог отказаться от сохранения своего последнего, элитного корпуса, во-вторых, ему не был ясен результат с фланговым движением Понятовского, посланного по Старой Смоленской дороге, и, в-третьих, русская кавалерия появилась на северном фланге. Последнее, как отмечал Даффи, весьма обеспокоило императора и заставило его самого отправиться на левое крыло. Эта задержка с решительной атакой батареи Раевского привела к двухчасовому стоянию французской кавалерии под жестоким огнем и большим потерям. Само же взятие «большого редута», как утверждал Даффи вслед за Рот фон Шрекенштайном, осуществили саксонские кирасиры, которым уступила место расстроенная французская кавалерия 2-го корпуса. К концу боя и русская, и французская армия были расстроены. На другой день, считает историк, Кутузов мог выставить не более 45 тыс. человек, хотя точное число русских потерь Даффи все же предпочел не давать. Не совсем ясным остался для него и вопрос о потерях Великой армии – то ли не более 30 тыс. (по Чандлеру), то ли 58 тыс. (по П. А. Жилину!). Все наиболее важные решения Наполеона, как и Кутузова, считал Даффи, были в основном негативного характера: не принимать план Даву о ночном обходе русских позиций и не бросать в бой императорскую гвардию. Но, в отличие от Кутузова, Наполеон находился в худшем положении, так как не мог надеяться на инициативу своих подчиненных. Он пытался руководить боем диктаторски, как в ранних своих сражениях, но под Бородином он был уже не молод и физически не активен. Если говорить строго, подводил Даффи итоги, русские проиграли сражение – они не были в состоянии возобновить баталию и оставили поле боя. Но в то же время часы наивысшего триумфа Великой армии были моментом ее окончательного разрушения, когда Наполеон и его солдаты увидели, как, поражая врага, они сталкиваются со все более усиливающейся решимостью неприятеля сражаться.