Завершались 30-е годы в изучении Бородина разносной статьей В. И. Пичеты по поводу работ М. Н. Покровского[412]. «М.Н. Покровский, – писал Пичета, – сделал все возможное, чтобы представить Бородинское сражение в неверном освещении». «…Он ограничивается лишь тем, что старается показать неспособность русского командования и всячески подчеркнуть талантливость командования французов». Пичета даже уверял, что в действительности, вопреки всем заявлениям Покровского, «Наполеон даже отступил за реку Колочь. Бородинское сражение было победой русской армии…». Кутузов был слишком «скромен», считал автор, чтобы употребить в своем рапорте слово «победа». Более того, уверял он, «теперь известно, что подлинный рапорт Кутузова был подделан и изменен Аракчеевым»[413]. При всем неприятии той грубости и «разносности», которыми была пропитана статья Пичеты, написанная «по заказу», нельзя все же не признать одно утверждение справедливым: взгляды Покровского на войну 1812 г. и Бородино не подкреплялись глубоким изучением исторической фактуры.

В канун начала Великой Отечественной войны «Военно-исторический журнал» опубликовал небезынтересную статью капитана Н. Павленко[414]. Предваряя разбор сражения кратким историографическим обзором, Павленко охарактеризовал взгляды русских историков до середины XIX в. крайне критически, противопоставив им труды Богдановича, Витмера, Драгомирова, Попова, Харкевича и др. Отвергая «антимарксистскую школу» Покровского и справедливо указывая на ошибки у Левицкого и Тарле, Павленко дал беглый, но научно обоснованный очерк сражения. По его мнению, Наполеон избрал «наиболее целесообразный вариант» плана сражения, решившись на фронтальный прорыв в направлении Семеновских «флешей», одновременно приняв меры к обеспечению безопасности своего левого фланга и коммуникаций. Несмотря на частные успехи Великой армии, Бородино все же не имело «ясно выраженного исхода». Стратегическая ситуация для Наполеона в целом стала ухудшаться вследствие больших невосполнимых потерь и подорванного морального состояния войск. Для русских же, хотя ближайшая цель – спасение Москвы – была не достигнута, стратегическая обстановка стала вполне выгодной. Павленко делал вывод о стратегической победе русских войск[415].

В годы Великой Отечественной войны работы, посвященные 1812 г., стали носить во многом пропагандистский характер. В статье «Отечественная война 1812 г.» А. В. Предтеченский[416], «подправляя» Павленко, указал, что Шевардинский бой был полезен для русской армии и дал возможность ее левому флангу занять удобную позицию. Численность русских сил Предтеченский оценивал в 110–120 тыс. при 654 орудиях (редко встречаемая цифра!), а французских – в 125 тыс. при 556 орудийных стволах. Кратко изложив ход сражения по уже ставшей традиционной «патриотической» схеме, автор заметил, что готовность русских войск продолжить сражение и после взятия батареи Раевского заставила Наполеона отказаться от мысли бросить в бой Старую гвардию. Потери русских, как указывал Предтеченский, равнялись 58 тыс., а французов – не менее 50 тыс. При этом автор делал общий вывод о том, что Бородино было «серьезной победой русских».

В том же номере «Исторического журнала» Б. Кац предпринял попытку возродить абсолютно беспочвенную версию В. А. Афанасьева о потерях французской армии в 58 478 человек[417]. Русские потери он оценивал в 42 438 человек и на этом основании делал вывод, что Великая армия потеряла 44 % личного состава (исходя из численности в 130 тыс.), а русская – 38,5 % регулярного состава (исходя из первоначальной численности в 109,9 тыс. человек). В строю у русских оставалось, считал Кац, 77 тыс., а у французов – 72 тыс. Поэтому результатом Бородинского сражения, заключал автор, было изменение стратегической обстановки в пользу русских