– Сара, ты вполне уверена в этом? Жюли сама это сказала?
Я энергично закивала:
– Сегодня после завтрака. Она встала напротив Розины и моих сестер, посмотрела на меня и заявила: «Полагаю, пришло время выдать тебя замуж. Очевидно, что для наемной работы ты не годишься, поэтому я не вижу другой альтернативы». – Меня передернуло при воспоминании о том, как бесстрастно мать вынесла свой вердикт. – Заявила, что я только и делаю, что рисую и с унылым видом слоняюсь по дому, и, так как мадемуазель Брабанде не может больше ничему меня научить и я не выказываю склонности быть чем-нибудь полезной, брак для меня единственный выход.
Я ожидала, что мадам Герар произнесет свое неизменное quelle horreur, за чем последует выработка решительного плана по предотвращению этой ужасающей катастрофы. Вместо этого она присела передо мной на подставку для ног и спросила:
– Ты сказала ей, что не хочешь выходить замуж?
– Конечно! Я никогда не видела этого мужчину. И определенно не люблю его.
– Но со временем можешь полюбить. Вдруг он окажется неплохим человеком и уж точно не лишен предприимчивости, если ведет торговлю тканями в Лионе. Вероятно, тебе следует обдумать это предложение.
Я вскочила на ноги:
– Ma petite dame, я думала, ты меня любишь!
– О да, дитя мое, люблю. Как свою дочь. – Она теребила в руках кухонное полотенце. – Я очень тебя люблю, но ты так несчастна. Так не устроена. Твои мать и тетя уходят из дому и оставляют тебя одну на много часов. У тебя есть сестры, но ты не создана для того, чтобы быть нянькой, к тому же они тоже со временем вырастут, и…
– И?.. – От напряжения я не могла вдохнуть.
– Сара, тебе почти шестнадцать. Ты действительно должна чем-то заняться.
Я знала, что она имеет в виду. Она говорила все это не из неприязни ко мне или желания обидеть. Мадам Герар любила меня, как мать, как преподобная Софи, и сейчас лишь произнесла вслух то, о чем мы до сих пор не говорили открыто. Такие девушки, как я, как моя мать и ее сестры, или выходят замуж, пример тому – моя тетя Генриетта, или поступают на работу в швейные мастерские, или становятся куртизанками.
– Не хочу делать это что-то, – сказала я, чувствуя, будто невидимая петля затягивает вокруг горла. – Не хочу, чтобы меня лапал чужой мужчина.
Мадам Герар заметила:
– Думаю, ни одна девушка этого не хочет. Тем не менее для многих это единственный выход. Или это, или попрошайничать на улице. Даже брак по сговору нелегко устроить в наши дни. Вот почему я считаю, тебе нужно обдумать это предложение, если другие варианты тебя не устраивают.
– Я не могу. Нет! – Однако очевидная правота слов мадам Г. остудила мой гнев; реальность была жестокой. И неизбежной. – Можно сбежать, – вдруг сообразила я. – В Испанию или Италию. Начну там новую жизнь, сама. Стану актрисой.
– Как, дитя мое? У тебя нет ни су собственных денег, хотя бы на билет.
– Я могу продать свои принадлежности для рисования…
– А разве ты не откопала их в шкафу своей тети? Они и тогда уже были не новые. Кто их купит? Может, лудильщик, но денег не хватит, чтобы начать самостоятельную жизнь.
Я встала перед ней на колени:
– Ты можешь помочь мне?
Мадам Герар печально улыбнулась:
– Я бы поехала с тобой, ma petite, но у меня нет таких денег. Я получаю маленькую вдовью пенсию плюс то, что время от времени платит мне Жюли. Этого хватает, чтобы иметь крышу над головой. На мои сбережения мы не доберемся даже до Виши, не то что до Испании или Италии.
От досады я стукнула себя кулаком по бедру:
– Должен быть какой-то выход. Я… я отдам в залог что-нибудь из украшений Жюли. Этот мерзкий Морни всегда приносит ей всякие побрякушки, которые она надевает, только если идет в Оперу. У нее много украшений, а у него много денег. Не ты ли говорила мне, что он незаконнорожденный брат Луи-Наполеона? Он практически королевских кровей. Ему не составит труда восполнить нанесенный мною урон.