Взяли они по корзинке и отправились в лес.

Теперь уж мало кто помнит: давным-давно нанайцы использовали растения для окрашивания кожи. Например, из чачаки – так они называли синеглазку – получалась синяя краска. Пригоршню лепестков заворачивали в марлю и натирали шкурку. Это приходилось повторять несколько раз – тогда цвет выходил ярким, насыщенным, как весеннее небо!

– А мне ещё и гакта – гриб-дождевик нужен, – вспомнила Фудин. – Хорошенько растолку его в ступке, воды добавлю – бурая краска получается. Покрашу охотничий халат Калгамы.

– Мне нравится желтый цвет – персо, – сказала Амбакта. – Краску делают из наростов на дубах. Но это ты, наверно, и без меня знаешь. Жёлтый халат – очень красиво!

– Ты забыла: Калгама в тайгу на охоту ходит, – напомнила Фудин. – Жёлтую одежду издалека видно! Промысловик неприметным должен быть. Бурая краска – самая подходящая, среди деревьев охотника и не заметишь…

– И то верно, – поддакнула Амбакта. – Но наросты с дубов соскабливать трудно. Вон, смотри: заросли орешника! Каждый орешек лещины в зеленой сумочке. Из них тоже бурая краска получается.

– Ты права! Пойду насобираю орехов лещины, – решила Фудин. – А ты пока лепестки чачаки собирай. Покрасим твой халат. Будет как новенький!

Амбакте только того и надо, чтоб Фудин к орешнику подошла. Там Хондори-чако прятался, ждал, когда жена Калгамы к нему ближе подступит.

Фудин ничего дурного не подозревала. Нагибает ветки лещины, собирает орешки – уже в самую гущу зарослей зашла. Тут и схватил её Хондори-чако!

– Помоги, названая сестрица! – просит Фудин. – Бусяку меня поймал!

– Глупая ты, глупая! – рассмеялась Амбакта. – Я сама бусяку, а это братец мой Хондори-чако. Красивые девушки для него – лучшая еда! Да и я не откажусь полакомиться.

Фудин принялась Калгаму звать, да только далеко он – не слышит её. Амбакта веселится, припрыгивает от радости:

– Как ловко я тебя, красавица, провела! Слишком ты добрая. Сердечность мешает зорко смотреть. Но хорошо, что ты добрая: такие люди самые вкусные. Ох, как хочу тебя поскорее съесть!

Фудин совсем испугалась, плакать стала. А Хондори-чако ещё вроде как и пожалел её:

– Не плачь, – говорит. – Не станем мы тебя сейчас есть. Ещё поживёшь. А если мне понравиться сможешь, то женюсь на тебе. Никогда таких красивых женщин не встречал.

– Бессовестный ты! – рассердилась Амбакта. – Всё о себе только думаешь!

Ничего не ответил сестрице Хондори-чако. Обернулся он чёрным вороном, подхватил Фудин и полетел к своей мрачной пещере в горах.

– Хочешь-не хочешь, а полакомлюсь я мясцом Фудин, погрызу её сахарные косточки, – облизнулась Амбакта. – А пока женой Калгамы побуду. Давненько хотела я его заполучить!

Вернулась бусяку в дом. Села у окна, корзинку с чачакой на стол поставила – перебирает лепестки, в ступку бросает. «Пусть, – думает, – Калгама видит: я совсем как Фудин – хозяйственная. Хорошо, она успела обед приготовить, я не люблю человеческую еду варить. Но, видно, придётся привыкать, если стану с Калгамой жить…»

Вскоре великан вернулся. Много рыбы принёс. Смотрит: сидит его жена у окна, а бедной девушки нет.

– Куда наша гостья ушла? – спрашивает.

– Как ни упрашивала её остаться – ушла она, – притворно вздохнула Амбакта-Фудин. – Пошла своё счастье искать.

– Может, повезёт ей, – сказал Калгама. – Только бы к бусяку не попала! Они умеют добрыми людьми притворяться.

– Да уж! – притворно вздохнула Амбакта-Фудин. – Неопытные девушки вечно в какие-нибудь истории попадают.

Как ни старалась Амбакта-Фудин изменить голос, а не получался он у неё тоненьким да звонким. Калгама это, конечно, заметил.