На этот раз Мэри решила промолчать, только чуть сморщила носик.

Во дворе весь снег искрился синеватый блеском, а в небе плавала синяя Луна. Через окно она казалась темней, но сейчас посветлела и разукрасила всё в голубые оттенки. В загородке для кур гулял силуэт петуха, нарисованный серебряной линией. А за ним строем ходили нарисованные призрачные куры.

– Опять размечтался! Такой гордый нарисовался! Драчун – драчуном, дать бы колуном! – возмущался Болтун.

Мэри удивлённо рассматривала картину парада пернатых.

– Он очень драчливый, злой, братика клюнул недавно, – объяснила Маруся.

– А это, как я понимаю, его новогодние мечты? – засмеялась Мэри.

По деревенской улице промчалась нарисованная серебряной нитью карета с тройкой лошадей, одинокий наездник на бравом коне, клоуны, медведи, летали феи и Баба-яга в ступе, прыгали зайцы и порхали жар-птицы.

– Сегодня все счастливые и у всех сны красивые, – вздохнул Болтун. – Межгодье кончается, новый год приходит, а сегодня снами чудеса хороводят…

– Подумаешь, у меня и кареты есть, и цирк приезжает на праздники, и олени, если захочу, – сообщила Мэри.

– Ты бы шибко-то не гордилась, раз тебе дано, что другим и не снилось. Пошли уже, застряли в меже.

Болтун первым направился к двери дома.

– Болтун, ты говори потише, маму разбудишь, – попросила Маруся.

– Глупая ты, девонька, мы же в другом мире. В своём ты стоишь у окна и смотришь на Луну, как на мать родну. Они слышат лишь шорохи лёгкие, да скрипы далёкие. Здесь язык один, всякий всех понимают, и каждый себе господин. Лучше дверь плотней закрывай, в дом холод не пускай. Даже не в холоде беда, не запустить бы чертей сюда.

Маруся сильно хлопнула дверью и закрыла её на крючок. Не зная, что делать с такой гостьей, она решила спросить:

– Куда пойдём?

– А у тебя ёлка есть?

– Конечно, папа сам в лесу срубил. Уже три дня в той комнате стоит. Хочешь посмотреть?

Все трое вернулись в кухню, и Маруся осторожно раздвинула тяжелые плюшевые шторы, закрывающие дверной проём между кухней и комнатой родителей. Синий цвет придавал всем предметам, стоящим в этой комнате, загадочность и таинственность, особенно этажерке.

Ёлка стояла между небольшим телевизором и старым диваном с круглыми спинками, на котором спокойно спали папа с мамой. Над их головой плавали две нарисованные прозрачной нитью шубы.

– Это что? Это и все мечты? – удивилась Мэри.

– Сама не пойму. Похоже, что мама мечтает о шубе, а папа мечтает ей её подарить. Но они никогда об этом не говорили.

– Мечты добротные, вещи в хозяйстве пригодные, – порадовался Домовой.

– А ёлка почему такая странная? – не унималась Мэри.

Действительно, игрушки и конфеты были почти не видны в синей комнате, зато сама ёлочка светилась голубым светом. Но этот свет исходил не от всех иголочек, некоторые не светились совсем.

– Умирает горемычная: без леса жить непривычная. Леший поди горько плачет над каждым пеньком, растирает слёзы сухим кулаком. Зачем было рубить, только в дом мусор носить! – всхлипнул Болтун.

– Но какой же праздник без ёлки? – огорчилась Маруся.

– Наряжали бы в лесу, чем губить такую красу! Раньше в праздник дубы украшали, а деревьев не обижали.

– А у меня ёлка в пять раз больше, – выпалила Мэри.

– Значит, вы в пять раз хуже, в дом бы вам стужу. Кто там у вас, эльфы? Уплакались поди, и к бабке не ходи.

Мэри сама чувствовала, что немного расстроилась, но виду подавать не хотела. Она задёрнула штору и попросила:

– Давай посмотрим в той комнате, кто там у тебя спит?

– Там сестра и братик.

– Точно как у меня…

Теперь все стояли в дверях детской комнаты и улыбались. Здесь было гораздо веселей. Над кроватью у старшей сестры на светящихся плечиках висело бальное платье с длинным развивающимся шарфом.