В офисе уже во всю кипела работа, и Марина, пока находясь на должности стажёра, могла позволить себе приезжать попозже. Издали заметив свою наставницу Ниночку, помахала ей рукой и быстрым шагом направилась к ней.

– Привет, подруга! Как вчера вечер прошёл? – начала с ходу задавать вопросы Марина, целуя Ниночку в щёку.

– Привет! Ой, просто замечательно, клуб просто супер. Ты себе не представляешь. Кстати, у меня брат из Швейцарии приехал, и шоколад привез, в обед под чай попробуем. Хочешь, тебя с братом познакомлю? Он симпатичный – затараторила подруга-наставница.

Ниночке было 26 лет, небольшого роста и обладала хорошей фигурой, которой она гордилась и которую активно поддерживала в фитнес клубе. Всю жизнь, прожив в Москве, и общаясь исключительно с продвинутой клубной молодёжью, приобрела характер настырной и наглой девушки, которая старается во всём и везде вставить своё последнее слово. Этот характер и помог ей добиться этой руководящей должности.

– Да нет, спасибо. Я уж как-нибудь сама – отнекивалась Марина, стараясь не обидеть подругу-наставницу.

– Ну, смотри. Давай тогда принимайся пока за работу, а в обед встретимся. Твои бумаги возьмёшь у меня на столе, а я пока к IT-шникам схожу – поговорю на счёт компьютеров, а, за одно, посмотрю на их новенького коллегу.

Марина посмотрела вслед уходящей Ниночке, и с тоской подумала, что когда-то и она была очень на неё похожа.

«Может, опять стать такой же стервой? Посмотрим» – подумала она и улыбнулась сама себе.

Время обеда пролетело незаметно – салат, а потом шоколад с чаем, который действительно оказался очень вкусным, особенно если он приправлен девичьими сплетнями и рассказами Ниночки о своих похождениях в клубе.

– Опять кому-то кости перемываете?! Смирнова, допрыгаешься у меня – сказал Ниночке проходящий мимо директор.

– Артур Владимирович, мы чуть-чуть – ответила та в свою очередь.

– Девочки, а вы в курсе, что время обеда уже закончилось?

– Всё, Артур Владимирович, мы уже в пути – так же с улыбкой отвечала Ниночка.

– Смотрите не споткнитесь, пока идти будете – бросил вслед директор.

– Ладно, пошли, поработаем. Хороший у нас директор, хоть и смешной – сказала Марина, бери в руки очередную стопку бумаг, которую нужно перебрать.

Выходя вечером с работы и подходя к своим машинам, которые оказались рядом, Ниночка с серьёзом сказала Марине:

– Значит так, подруга, мне решительно не нравится твоё вечернее времяпрепровождение. Ты зависаешь только на своём полигоне, мучая свою тачку. Мужика тебе надо богатого и красивого. Но пока сойдёмся и на красивом. IT-шники меня в кафе пригласили и сказали, чтобы я с собой подругу привела. Сначала я хотела Катьку взять, но потом передумала и решила взять тебя, подумав, что тебе это важнее. Как ты на это смотришь?

– Да я даже не знаю… – начала Марина и подумала – «а что я, в принципе, теряю? От одного вечера не убудет…»

– Зато я знаю – перебила мысли Марины её подруга – Завтра вечером после работы в кафе едем, отговорки не принимаются.

– Хорошо. Ты мёртвого уговоришь – с улыбкой согласилась Марина.

– Вот и ладненько. Ты не пожалеешь. Выкинешь, наконец, своего Андрея из головы – с ещё более яркой улыбкой сказала Ниночка, и, поцеловав подругу, села в машину.

Марина села за руль «Бабочки», включила радио и, глядя на приборную панель, сказала:

– Что ж, бабочка, может что-нибудь из этого и получится…

Бал у Люцифера был в самом разгаре. Повсюду горели свечи, оркестр, состоящий из различных музыкантов, попавших в ад, играл разнообразную музыку. Демоны танцевали с самыми красивыми дамами, продавшими свою душу во имя любви и думавшие, что и после жизни они будут вместе со своими любимыми. Но при заключении контракта демоны, конечно же, не всё рассказывали о последствиях продажи души, и теперь эти горе-женщины расплачивались за свой необдуманный поступок. Сейчас, танцуя на балу с очередным демоном, и «натянув на себя фальшивую улыбку», они вспоминали, как танцевали со своими кавалерами на других балах, как пропадали в их объятиях, их шеи горели от поцелуев, а щёки от комплиментов. Как же это было давно и как это было прекрасно. Люцифер не желал, чтобы на пиру было грустно его гостям, и всем повелел веселиться и горе тому, если хозяин заметит хоть малейшее проявление грусти на чьём – либо лице.