Теперь о морально-волевых нашего Командора… Впрочем, с волевыми качествами полный порядок. Хладнокровен, уверен в себе, дальновиден и тому подобное. С моральными определиться сложнее. Пуд соли нужно съесть с человеком, чтобы хоть чуть-чуть начать в нём разбираться. А тут… Судя по осанке, скорее всего, дворянин. Возможно, потомственный военный. В революционном семнадцатом ему было около тридцати лет. Может ещё императору присягу давал. На балах мазурку с барышнями отплясывал. Короче, царский офицер с понятиями чести. Вполне вероятно, что красное революционное знамя над нашим составом сменит бело-жёлто-чёрное императорское полотнище. Ну, или триколор с двуглавым орлом…

Ой, да что я несу? – оборвал себя Иван, – как будто среди дворян дерьма мало было. И своих чикали без стеснения, а уж чернь и подавно за людей не считали. Вон, нонешние князьки, ещё грязь не отсохла, а уже простой люд в упор не видят. И это в лучшем случае…»

– Филиппов! Техников – в штабной вагон. Этого привлечь к хозработам, – палец командира повстанцев небрежно вычленил Ивана из общей группы лагерников. – Остальных – в общий вагон. Группе обмундироваться, принять пищу и отдыхать. Можете выполнять.

Тон спокойный, деловой, почти безразличный. Человек профессионально выполнял свою работу.

Длинноногий верзила подтвердил усвоение приказа воинским «слушаюсь!» и жестом указал подбежавшим диверсантам на объекты применения приказа, благо, они всё прекрасно слышали. Машинист и помощник машиниста, коих командир отряда по военному именовал техниками, хмуро двинулись в сторону штабной теплушки. У машиниста под глазом имелось характерное покраснение, обещающее вскорости перерасти в полноценный синяк – видать, бедняга, не сразу врубился в ситуацию и оказал сопротивление новой власти. Хотя какое там «оказал», в данном случае правильнее употребить выражение «попытался оказать». Вот только момент захвата паровозной кабины Иван прохлопал и ушами, и глазами. Немудрено – слишком уж много захватывающих событий свершилось в столь короткий промежуток времени.

Толчок приклада в спину заставил его серьёзнее взглянуть на жизнь и задуматься о своем будущем, а не о трансформациях травмы машиниста. Он скоренько потопал в направлении столь оригинально указанном человеком с ружьём. К тому же, застывшее от неподвижности, тело вовсю завопило от пронизывающего холода, который до сей секунды блокировался азартом от просмотра столь захватывающего «видеоролика».

Штабной вагон представлял собой обыкновенную теплушку, так сказать, повышенной комфортности. В чём она заключалась? Во-первых, в откатывающуюся огромную дверь было врезано стандартное дверное полотно на навесах, плотно утеплённое кусками старых телогреек. Во-вторых, меньшая часть вагона, около трети, была отделена от жилой дощатой перегородкой с маленькой дверью и огромным амбарным замком на ней. В-третьих, помещение освещали целых две керосиновые лампы, висевшие на металлических проводах. Ну и самое основное – топливо здесь не экономили, а потому буржуйка щедро источала жар всем своим дородным телом.

Пока Иван оглядывался по сторонам, пятеро волкодавов шустренько перетряхнули нары и выгребли из вещевых мешков солдатиков тёплое нижнее белье и чистые гимнастерки. Переодевались тут же, не стесняясь. Да и кого стесняться – двоих оставшихся в живых вохровцев, которые сидели у стены с лицами белее альпийского снега? Или чумазых машинистов, составивших им печальную компанию? Или начальника состава со связанными за спиной руками и кровоподтёком на левой скуле? Нет, их без внимая не оставляли – Иван то и дело ловил скользящие взгляды ответственных за охрану пленных. Их не опасались – просто наблюдали в целях предупреждения всяческих недоразумений, контролировали по укоренившейся привычке. Скоро, но тщательно переодевшись, диверсанты заставили охранников снять обмундирование, кинув им свои старые шмотки. Аккуратно сложили запасные комплекты белья вдоль стены и, прихватив с собой по увесистому куску хлеба и по банке тушёнки, забрались на нары. Что Ивана несколько поразило, так это полное отсутствие трепотни. Лишь в процессе подгонки формы изредка проскакивали утилитарные фразы: «мне маловата, махнёмся?», «пуговица болтается, укрепи», «всё нормально». Ни эйфории от успешного захвата поезда, ни радости от возможности утолить голод. Ребята отлично понимали, что сделанное – сущий пустяк по сравнению с тем, что им ещё предстоит совершить на пути к свободе.