– Нехарактерный пример, – отвечал Муравский, изучая свой бокал на просвет.

– Не согласен.

– Она вынужденно, хотя и сочувственно, присматривала за результатом чужого эксперимента.

– Это нюансы…

– Консул, а что вы намерены предпринять, когда найдете неучтенных ангелидов и тех, кто за ними присматривает? – спросил Тиссен. – Одних учтете, а других выдворите?

– Честно говоря, для меня это второстепенная задача.

– А что же тогда первостепенная?

– Наверное, я ищу нечто несбыточное, – хмыкнул Кратов. – Человека с нечеловеческими свойствами. Марсианина.

– Марсиан не бывает, – сказал Свифт. – Если не считать марсианами тех, кто постоянно живет и работает в Море Сирен или той же Меридиании.

– Консул имел в виду марсианина из рассказа мастера Рея Брэдбери, – снова откликнулась Лив Беринг.

«Умница», – подумал Кратов с нежностью.

– И чем же тот был примечателен? – ревниво спросил Свифт.

– Марсианин становился тем, кого в нем хотели увидеть окружающие его люди.

– И что?

– В конце концов, его замучили насмерть несбыточными претензиями.

– Наш марсианин должен уметь менять внешность? – спросил Муравский, подобравшись.

– Не обязательно. Вот если бы он умел модулировать эмоциональный фон…

– Фантастика! – воскликнул Тиссен негодующе. – Я бы даже выразился сильнее – фэнтези! Не бывает такого!

– Ренфанны, – сразу же сказал Аксютин.

Какое-то время все молчали, разглядывая экран видеала.

– Ренфанны никогда не интересовались человечеством, – сказал наконец Муравский.

– По крайней мере, такова официальная версия, – добавил Свифт.

– С какой стати им совать свои носы в наши дела? – размышлял вслух Тиссен. – У нас нет общих интересов в Галактике. Мы далеко. Мы даже внешне мало схожи. Никто не спутает человека и ренфанна даже в сумерках.

– И у ренфаннов нет психоэма в нашем понимании, – добавил Муравский.

– А вот и есть, – сказал Аксютин. – Только не регистрируется нашими детекторами. Для него требуется принципиально иная техника.

– Что мы знаем о ренфаннах? – спросил Кратов.

– Да почти ничего, – сообщил Аксютин. – Не помню зачем, но я специально занимался ими лет десять назад и даже хотел посетить их метрополию. Но меня что-то отвлекло, а потом я утратил интерес к этой тематике.

– Ну и напрасно, – сказал Муравский с неудовольствием. – Экий ты ветреный! Сейчас у нас была бы хоть какая-то информация…

– Не следует думать, что уж вовсе никакой информации нет, – промолвил Аксютин уязвленно. – Например, я могу утверждать совершенно точно, что они живо интересуются прикладной евгеникой. Был в их истории период, когда кривая рождаемости катастрофически пошла вниз. Они даже вынуждены были законсервировать несколько своих колоний. Но потом все как-то устаканилось.

Кратов, вот уже несколько минут черкавший стилом по листу бумаги, закончил свой рисунок и пустил его по рукам.

– На кого это похоже? – спросил он.

– На кактус, – ответил Свифт.

– А ты переверни, – посоветовал Муравский.

– На перевернутый кактус, – тотчас же сказал Свифт.

– Нет, – заявил Аксютин. – На ренфанна это определенно не похоже.

– А на кого тогда? – спросил Кратов.

– На тахамаука, быть может…

Лив Беринг вылезла из своего гнездышка и тоже подошла полюбопытствовать.

– Скорее, на згунна, – сказала она.

– Тогда уж на гледра, – возразил Свифт.

– Где это ты видел живого гледра, кабинетный червь? – иронически осведомился Аксютин.

– У себя в офисе, – ответил тот с неменьшей иронией. – Буквально на прошлой декаде. Культурный, знаешь ли, обмен.

– Не спорю, – сказала Лив. – Згунна или гледр. Во всяком случае, кто-то этнически близкий тахамаукам. Прямой генетический потомок.