После очередной тренировки Стребыкин и Чаговец выходят на верхнюю палубу и отправляются в корму, где разрешено курить, когда подлодка находится у стенки. Анатолий достает махорку и устало садится на палубу, спуская ноги за борт. Чаговец реагирует немедленно:

– Ты что, дома на завалинке!

– А что? – недоуменно поднимается Анатолий.

– А то, что есть такие слова – «морская культура». В учебке вас этому не учили?

– Да как…

– Тому, например, – перебивает его Чаговец, – что нельзя плевать на палубу, бросать бычки за борт, нельзя вот и ногами сучить по краске… Ты запоминай, пока я жив!

Анатолий, сознавая правоту старшего товарища, переводит разговор в шутку:

– Ты нам и нужен живым!

Оба примирительно смеются.

В этот момент на палубу поднимаются два офицера в комбинезонах – Братишко и еще один, Анатолию пока незнакомый.

– Это кто? – негромко спрашивает он у Чаговца.

– Сушкин, командир С-55 – она там, подальше, у пирса стоит. Они с нашим друзья – чуть не братья. Вот кто корабль знает – от киля до головки перископа! Сушкин уже целым дивизионом подлодок командовал, а когда наши «эски» пришли, попросился на одну из них командиром. Представляешь? Говорят, в штабе флота не соглашались – так он до наркома дошел, до самого Кузнецова, а своего добился! Мощный мужик…

Офицеры тем временем подходят ближе, и Чаговец, как старший, командует:

– Смирно!

– Вольно, вольно… – Братишко тоже закуривает и кивает на спутника: – Загонял совсем по кораблю, никаких поблажек не дает… А ещё друг называется!

– А вы, – обращается Сушкин к матросам, – тоже корабль изучаете?

– Так точно, товарищ капитан-лейтенант, – отвечает Чаговец. – Краснофлотец Стребыкин всего две недели на лодке, но успехи делает быстро.

Сушкин, обращаясь к Анатолию:

– Правда? А скажите, какова длина вашей лодки?

– Семьдесят семь метров!

– Вы уверены?

– Так точно!

– Не совсем точно. На самом деле – 77 целых и 75 сотых метра.

– По красной ватерлинии…

– Вот теперь верно! А ширина? – обращается Сушкин к Чаговцу.

С этого момента матросы отвечают по очереди.

– Шесть целых и четыре десятых метра.

– Хорошо. Скорость?

– Надводная – до 19 с половиной узлов, подводная – восемь… почти девять…

– Что значит «почти»? В этом «почти» – цена жизни. Глубина погружения?

– Восемьдесят метров.

– А глубже можно?

Моряки недоуменно переглядываются. И Сушкин отвечает сам:

– Восемьдесят – это рабочая глубина. Максимальная – сто. Но сдуру можно, конечно, и ниже – на самое дно сесть… Ладно, пойдем дальше: автономность плавания?

– Тридцать суток без захода в порт.

– Сколько на лодке отсеков?

– Всего семь. Первый и седьмой – торпедные, там же находятся кубрики рядового состава, второй – аккумуляторный, там же – каюты командира и офицеров, в третьем отсеке – центральный пост, над ним боевая рубка, четвертый отсек – аккумуляторный, пятый – дизельный, шестой – электромоторный.

– Ну, брат, отрапортовал как отстрелялся! – удовлетворенно рассмеялся Сушкин. – Орлы они у тебя, Дмитрий Кондратьевич.

– Не орлы, Лев Михайлович, – альбатросы!

– Пожалуй… Словом, молодцы!

– Служим Советскому Союзу! – грянули оба. После чего Чаговец обращается к Братишко:

– Товарищ капитан-лейтенант, разрешите вопрос.

– Слушаю.

– Когда нам ленточки выдадут?

Офицеры дружно рассмеялись. Братишко разводит руками:

– Ну что ты с ними поделаешь? Считай, самый главный вопрос! Каждый день задают… А что, без ленточек никак? Девчата не признают?

– Да нет… Просто… без них не бескозырки – сковородки какие-то…

– Скоро, скоро, – серьезнеет Братишко. – Как только флаг на корабле поднимем и войдёт наша «эска» в боевой строй – тогда и появится на вашей бескозырке ленточка «Тихоокеанский флот».