16 декабря 1804 года Казанцев был пострижен наместником лавры архимандритом Симеоном с именем Евгения, а 6 января 1806 года митрополит Платон в Троицком соборе лавры рукоположил Евгения в сан иеромонаха.

В том же январе 1806 года Александр Фёдорович Лабзин начал в Москве издание нового журнала под названием «Сионский вестник», быстро превратившегося в идейный центр мистицизма.

22 июля митрополита постиг апоплексический удар, от которого он оправился спустя два месяца, да и то не вполне – ослабли язык и правая рука. Для посторонних взоров владыка заметно одряхлел, но дух его оставался твёрд.

В июньский день 1808 года в Спасо-Вифанской церкви заканчивалась обедня. Церковь была заполнена семинаристами, не уехавшими на вакации домой, монахами и богомольцами. Владыка Платон находился, по обыкновению, на клиросе, ожидая, когда запоют его любимые «Иже херувимы».

Вдруг он заметил, что перед северными вратами в алтарь стоит свеча – видно, причетник забыл её отодвинуть, а сейчас предстоял Великий вход. Платон сказал стоявшему рядом незнакомому священнику:

– Батюшка, отодвиньте-ка свечу!

Священник искоса посмотрел на старого духовного в выцветшей коричневой рясе (Платон в тот день пришёл без клобука и без панагии) и нехотя ответил:

– Не подобает. Я священник.

Тогда Платон сам взял свечу, пронёс её перед вышедшим диаконом, остановился в царских вратах, чтобы получить благословение служившего священника, и затем, проходя со свечой мимо нелюбезного иерея, поклонился ему и промолвил:

– А я – митрополит.

Случай этот развеселил его, и из храма Платон вышел в добром расположении духа. Хотелось посидеть на скамейке возле храма под сенью выросших лип и отцветающей сирени, но в лавре ждали дела. Окружённый толпою семинаристов, владыка медленно направился к своему домику, где уже ожидала его карета.

Владыка был одинок. Большинство родных умерло, истинных друзей осталось немного, и потому всю свою нежность и ласку старик изливал на семинаристов. Он разрешил создать для них театр, в котором юноши играли духовные трагедии и исторические пьесы. На деньги, пожертвованные молодой графиней Орловой-Чесменской, купили инструменты и образовался оркестр. Калачи, раздаваемые митрополитом на занятиях, оставались для воспитанников не столько лакомством, сколько наградою.

– Ну что, мой милый!.. – погладил Платон по головке маленького семинариста. Тот как-то на занятиях получил от владыки задачу: придумать какое-нибудь противопоставление. Выпалил: «Собака чем старее, тем злее, а наш архипастырь чем старее, тем добрее», – и, с опозданием сообразив неприличность сравнения, малиново покраснел. С тех пор он при встречах жался к владыке, но молчал.

– Ваше высокопреосвященство! – через головы обратился к нему троицкий семинарист. – Дозвольте просьбу представить!

– Срочное что? – повернулся Платон, припоминая, на каком курсе этот юноша. – Ну, отойдём.

Семинарист приблизился к нему с пожилым священником. Получив благословение митрополита, священник заговорил:

– Ваше высокопреосвященство, я протоиерей волоколамский Иоанн Фёдоров. Прошу милостивого вашего согласия на свадьбу дочери моей Аграфены с воспитанником Михайловым.

– Я тебе не сват! – с неожиданным гневом отвечал митрополит. – Зачем ты сего ученика отвлекаешь от школы? Он учиться может.

– Нечем существовать, владыко, – робко вступил семинарист.

– Просись на казённый кошт!

– Просился – отказано… Вот если б владыко могли предоставить мне до окончания курса диаконское место в городе Воскресенске.

– Что, оно не занято?

– Пустует после кончины моего родителя.