Мой дедушка производил жалкое впечатление.

Он сделал шаг вперед.

– Я возьму твой чемодан.

Я посмотрела на его длинные пальцы и нерешительно взглянула в его глаза.

– Только не тряси и не бросай его, хорошо?

Натаниэль Иверсен не стал задавать никаких вопросов. Он лишь что-то одобрительно пробурчал себе под нос. С каменным выражением лица дедушка забрал у меня чемодан, и тут его взгляд замер на моем лбу. Я отвернулась. Шрам от ожога светился, как будто его очертания снова разожгли всепожирающий огонь.

Повисла неприятная секунда. Я слышала биение собственного сердца. В конце концов мой дедушка развернулся на пятках. Не говоря ни слова, он пошел по улице. Я последовала за ним, но в затылке неприятно покалывало. Желание оглянуться через плечо было огромным. Я изо всех сил старалась избавиться от этого ощущения, но чем дальше я отходила, тем сильнее становилось покалывание.

Когда мы добрались до развилки и Натаниэль повернул направо, было невозможно – просто невозможно – продолжать игнорировать это желание. Я медленно повернула голову. Белокурые пряди моего конского хвоста скользнули по вельветовой куртке. Почти сразу же взгляд сфокусировался на ветке дуба, одиноко возвышавшейся за кирпичным домиком. Между этим моментом и нашим последним зрительным контактом прошло всего несколько секунд, но… парень исчез.

– Как прошла переправа?

– Нормально, – выдавила я. Натаниэлю не нужно было знать, что я просто съежилась на своем месте, дрожа, и провела ночь, слушая храп моего соседа по сиденью, чтобы заглушить звук плещущейся воды.

Натаниэль хмыкнул, и на этом его попытки завязать светскую беседу, казалось, закончились. Через некоторое время мы добрались до рыночной площади города. Свет фонаря преломлялся на чугунной внушительной статуе женщины посреди квадратной стены дома. Я замедлила шаг, пока рассматривала ее.

Это была необычная женщина. Ее лицо выглядело своеобразно, оно казалось совершенно причудливым. Я не могла отвести взгляд. Левая половина отличалась бесспорной красотой: правильные черты четко вырисовывали высокую скулу, уголок губ и глаз. Однако правая сторона ее лица… Святые небеса! Не припомню, когда мне доводилось видеть что-то настолько жуткое. Чем дольше я смотрела на странные символы, вырезанные на материале с поражающим перфекционизмом, тем больше мне становилось не по себе. Глаз на правой половине лица выглядел безликим, в нем зияла беспросветная дыра. Разбитые и потрескавшиеся губы контрастировали с искусно вырезанной левой стороной; длинная щель представляла собой вторую половину носа.

Натаниэль уже практически прошел мимо статуи, когда заметил, что я остановилась. Его взгляд скользнул от меня к изображению женщины и обратно.

– Ты идешь или как?

Ее притягательная аура пленила меня. Было трудно отвернуться. Давящее одеяло опустилось на затылок, как будто воздух доносил чей-то шепот и прижимал к себе. Меня охватила дрожь.

Наконец я покачала головой и последовала за дедом. Когда мы перешли рыночную площадь и пошли по восходящей тропе налево, я поймала его осторожный взгляд в мою сторону.

– Морриган, – вдруг сказал он.

Я моргнула.

– А?

– Статуя в центре. В память о богине мертвых.

– Оу.

Я посмотрела поверх разрушенной кирпичной стены, ограждающей восходящую дорожку. Стена защищала нас от падения с высокого берега, но простиралась только до конца дорожки. Под нами раскинулась бескрайняя гладь серо-голубой воды. Я тут же отвернулась, но короткого мгновения оказалось достаточно. Мои колени задрожали.

Тело содрогнулось от непроизвольного глубокого вдоха. Соленый аромат морского бриза ударил в нос. Я провела кончиком пальца по неровному цементу между разрушающимися кирпичами, пристально глядя прямо перед собой. Я понятия не имела, кем была богиня мертвых или из какого мифа она возникла.