На эшафот поднялась фигура, укутанная в красный плащ, с капюшоном на голове, и толпа затихла. Из-под капюшона струились длинные рыжие волосы. Палач повернулся к трибуне и поклонился, толпа взревела. Раздались крики, визг, переходящий в хрип. Помощники грубо перевернули меня на живот и потащили под локти по доскам помоста к дубовой колоде. Господь закрыл свои голубые глаза, и я теперь мог видеть только грязные доски эшафота. Да будет воля Твоя! Палач подошел мягкой походкой и скинул капюшон, – Анна! Зеленые глаза! Рыжая копна волос! Нежные руки с длинными пальцами. Помощник палача расстегнул защелки футляра и достал из бархатного лона блестящее на солнце лезвие на длинной черной рукоятке и передал его в нежные тонкие руки Анны. Ее длинные пальцы легко обхватили рукоятку смертельного орудия и она, опершись на левую ногу, легко занесла инструмент смерти над головой. Толпа подавилась своим криком, этот крик, казалось, забил глотки этим ничтожествам, человекоподобным животным, способным только бояться и радоваться чужим страданиям! Господи! Скажи, что все это воля Твоя! Открой же глаза! Скажи, что все эти люди – плоть и кровь Твоя! Я не верю! Господи, Скажи хоть что-нибудь!!!

Лезвие топора со свистом рассекая воздух, не чувствуя ни малейшего сопротивления плоти, по самую рукоять вошло в дубовую колоду, и она треснула пополам. Мир, вдруг завертелся у меня в глазах, а когда он остановился, последнее, что я увидел была мерзкая ухмылка Каца и его золотой зуб.

Чернота и холод. Starless and Bible Black!

Я очнулся на диване в офисе. Анна и Ли хлопотали вокруг меня. Все было по-старому. Привычная обстановка. Приятный полумрак, огонь в камине. Кожаные кресла и диваны стеганные на манер английского классического кабинета, небольшой кабинетный рояль и ваза фруктов на нем. Все, как всегда, только Яна не было видно. В районе шеи и горла было какое-то странное ощущение, но сильно не беспокоило – только во рту все пересохло. Анна, присела на край дивана и приложила холодное мокрое полотенце мне ко лбу. Левой рукой она опиралась на кожаную спинку дивана, а правую держала у меня на лбу. Ее прекрасные зеленые глаза с расширенными от ужаса зрачками были полны слез.

– Рыцарь, простите меня, вы же знаете, вы же все понимаете, вы же такой…

Не среагировать на такую прекрасную женщину, с такими глазами, глазами полными искренних слез, в непосредственной близости, когда чувствуешь ее аромат, ее феромоны стаей проникают через слизистую твоего носа и ныряют прямо в кровь, отравляя рассудок, чувствуешь тепло ее бедра – не среагировать было бы просто преступлением. Кто мог бы устоять, если, конечно, если не считать мраморного Давида, работы Микеланджело в библиотеке Ватикана! Я обнял ее за талию и, она даже не успела ойкнуть, как была в моих объятиях. Даже столь сложный и совершенный био-цифровой продукт, как Анна, по сути – обычная женщина в определенных обстоятельствах, да еще какая! Ли, улыбнувшись, тихо, на цыпочках скрылась с подносом в коридоре, тихонько закрыв за собой дверь в кабинет.

Яна долго не было. Он уехал еще вечером, вернулся поздно и очень озадаченный. При этом он был заметно сильно расстроен, Сбросив свое кашемировое пальто на руки девочкам в ресепшен, он поманил меня рукой, приглашая следовать за собой в кабинет. Усевшись в кресле, он достал трубку и долго ее полировал шелковым носовым платком.

– Так, Рыцарь, скажу прямо, я не ожидал, что стоило мне вас оставить ненадолго без присмотра, и вы вляпаетесь в такую историю.