Кикимора вздохнула:

– И ведь в прошлые разы также было, а я весь день не жравши… Жду и жду! И танцы опять. Зачем вообще кикиморам танцы?

Я только плечами пожала. А соседка моя продолжила, откидываясь спиной на дерево:

– Как же все долго-то! Сил моих больше нет!

И так она это горько сказала, что даже ведьмину душу проняло. Хотя это, наверное, от того, что ведьмина душа сама с вечера ничего, кроме пучка укропа, не ела.

Я вздохнула раз. Другой. А чего ждать? И полезла в поясной кармашек. От запаха ржаного хлеба вмиг набежала слюна.

– На, – протянула кикиморе оторванный ломоть, и поскорее впиваясь зубами в хрустящую корочку.

– Хлеб? Мне? – выпучила на меня глаза соседка.

– Угу, – кивнула я. Кикиморы хлеб не ели, я знала. Но это в теории. А в жизни, как я уже не раз убеждалась, голодный волк и от огурчика не откажется. Если она не будет – мне больше достанется. Но кикимора не стала дальше упрямиться, заработала челюстями не хуже коровы.

Обережный хлебушек был чудо как вкусен! Я проглотила последний кусок, с наслаждением потянулась и почувствовала, как побежала сила по рукам, искрясь на кончиках пальцев, сминая действие зелья, слизывая личину. Хорошо, что рубаха длинная на мне осталась! А то хороша бы я была, спасительница! Я сжала ладонь в кулак, оглянулась – не увидел ли кто, что я теперь снова обыкновенная ведьма, и замерла, наткнувшись на внимательный взгляд черных глаз.

– Ой, – удивилась я, разглядывая худощавого парня лет двадцати, в которого превратилась моя соседка, – Ты совсем сдурел к кикиморам лезть?

Он заморгал. Рот открыл и тут же захлопнул. Оно и правильно, не до разговоров мне теперь.

– Только не вставай, – я пригнулась, прячась за корягу, утягивая его за собой, – Кикиморы мужиков не жалуют.

– Эээ… – начал он, но я только шикнула, заставив его замолчать. Выглянула из-за дерева и тихо сказала:

– Они вроде танец заканчивают, по крайней мере те, крайние, уже почти не дрыгаются. Сейчас Водяного жертвовать начнут!

Я пальцами прищелкнула, с удовольствием наблюдая, как бочка с Водяным на пару сантиметров от земли оторвалась. Во-от! Сработал чудо—хлебушек как надо!

И опять наклонилась к парню:

– Ты пока тут посиди, не высовывайся!

– Аа… – он снова попытался что-то сказать, но я перебила:

– Так и быть, сейчас со своим делом закончу и вытащу тебя отсюда, чтоб дурищам этим не оставлять, замучают же!

И поползла ближе к камню. Такая сила от него шла недобрая, древняя, что даже мне, потомственной ведьме, ее переварить было сложно. Будто дыра в животе открылась, хотелось чем-нибудь ее заткнуть. Понятно, чего нас с парнем на жратву так потянуло. Он, если умным окажется, не станет вылезать. А с другой стороны, что он вообще тут забыл?

Додумать я не успела, кикиморошная королева, крутанувшись в последний раз, достала из-за пояса нож и русалке моей в руку сучковатую вложила. Тихо стало на поляне. Только стражницы около бочки тяжело дышали, им, бедным, танцевать в кольчуге и в шлемах совсем неудобно было. Хорошо хоть копья отложили – а то не один бы Водяной тут пожертвовался, как минимум к нему присоединилось бы несколько рядом стоящих кикимор.

Что там дальше планировала делать Арвила, я выяснять не стала, хотя, по правде, было немножко интересно, как она выпутываться собралась. Но черный камень будто накалился, я чувствовала неприятную дрожь, исходящую от него, и почему-то нетерпение. Нетерпение, кстати, могло быть моим собственным, поэтому сильно я этому придавать значение не стала.

– Сила великая! Взываем к тебе! – завопила королева как раз тогда, когда я совсем близко подползла и только собиралась подняться за их спинами. На востоке начало светлеть, еще чуть-чуть, и не спрятаться будет в темноте.