– Где, когда, кто? – спросил он сухо.

Я вкратце рассказала, опустив Зойкино присутствие.

«Паук» помолчал и сообщил:

– Мои все по домам, а чужих мы с год не видели. Вы не ошиб…

– А амулеты с патентными метками у всех есть?

Минутная пауза, и деловитое:

– Перезвоню чуть позже.

Я положила сотовый на тумбочку и снова посмотрела на Зойку. И вспомнила. Разулась, скинула куртку на Кирюшины руки, вооружилась тапкой и побежала обшаривать квартиру. Либо у меня паранойя, либо… Паучок нашёлся на подоконнике в гостиной – плёл себе тихо паутинку, прячась за фикусом. Я отодвинула горшок и безжалостно прибила насекомое. На подошве осталась красная клякса. Я снова проверила хату, но ничего подозрительного не нашла. Вернулась в коридор, села на пуфик и посмотрела на Зойку. Та замерла у дверного косяка и не сводила с меня настороженного взора.

– Зоя, детка, – я фальшиво улыбнулась, – а ты ничего не хочешь рассказать? Почему за тобой охотятся? Откуда знают, что ты здесь? Кто ты, чёрт побери, такая?

Она помолчала, неловко теребя край майки, и посмотрела на меня с вызовом. Я бы села, если б не сидела. Серые радужки стали абсолютно белыми, без признака зрачков, а из уголков глаз потекли ручьи тумана.

– Ой, ёж твою ж маму, бляха муха! – испуганно заматерился Жорик. – Я ж сказав, шо она не то, за шо показывается!.. – перекрестился и зашептал: – То ж не людь, Уля, то ж бисово дитё, адово семя, демонское…

– Жора!.. – я поёжилась. В квартире враз стало сыро и мерзко.

– Ой, що будэ, матиньку мою… – он снова перекрестился и на дикой смеси русского, украинского и немецкого зашептал матерную молитву.

– Жорик, ты же атеист.

– Так времена-то, Уль, нынче…

Зойка криво улыбнулась. Призрак очень хотел забиться в любимое кресло и накрыться газетой, но мимо девочки пройти не решался. Кирюша вопросительно бряцал костями, переступая с ноги на ногу. А я приходила в себя и понимала, что ожидала подобного. Не зря ж она так жадно интересовалась нечистью. И как же в ней всё… нечисто. Или… не дочищено. Тумана – визуальной и материальной силы – быть не должно. Это как послед у нечисти – неусвоенные клочья переданной силы. Но она же ведьма, откуда такое явление?.. И кто что ей передал – как это возможно?..

– Внешне меняешься?

Она отрицательно качнула головой. Губы побелели и сжались в тонкую полоску, почти слившись с кожей лица.

– Совсем? Только глаза?

Зойка кивнула. Ещё и немота при изменениях…

Я вытянула ноги и призадумалась. Потомки нечисти и людей – нонсенс, если только нечисть не высшего порядка. И даже с высшей нечистью дети случались крайне редко. А выживали – ещё реже. И если она почти не менялась внешне, значит, кто-то в семье был одержимым. Причём долго, едва ли не с рождения. Тогда магия нечисти пропитывала кровь и передавалась по наследству. Маму можно смело исключить – она ведьма, а у нас иммунитет от одержимости. Значит, неизвестный папа, ведь сила так и хлещет. Родство очень близкое. Правда, ещё есть вариант врождённой необычности…

– Дай-ка лапку, – я протянула к ней руку ладонью вверх.

Зойка подошла и положила свою ладонь на мою. Я пошевелила пальцами, выплетая связующую нить, и едва не навернулась с пуфика. Её сила била током, ошпаривала крутым кипятком. Кирюша едва-едва успел подхватить меня под мышки. Я судорожно втянула носом воздух, чувствуя, как опять чешется левая рука, как дрожат колени и спазмом сжимаются внутренности.

– Жор, а налей-ка ещё…

Призрак послушно скрылся на кухне, девочка села на пол, обняв колени, а я с минуту просто дышала, успокаивая организм. Нет, необычность – мимо. Однозначно потомок. Струящийся из глаз туман уже собирался небольшими облачками и устилал пол, пропитывая воздух сыростью. Жорик принёс мне рюмку, испуганно крякнул и отправился открывать окна.