– А ты кошку видел? – вырвалось у меня вдруг.

– Кошку?

– В детстве кошка у нас жила. Такая… трехцветная. И глаза еще разные. Один голубой, а другой – желтый?

– Ведьмова, – кивнул Дмитрий. – Её тут все знали. Еще та… заразина. Мне как-то руку располосовала от плеча до пальцев. Зашивать даже пришлось. Отец еще и выпорол.

– За что?

– За дело, как ни странно. За то, что полез к демоновой твари. Я ведь и вправду тогда… дури много, злости тоже. А на ком её спускать?

От кошки всегда пахло странно… не шерстью, нет. Вереском? Пожалуй.

– Но куда подевалась, того не знаю. Может ушла, следом за Барвинихой? С кошками такое бывает.

Нет, не ушла. Не за нею. Я ведь помню. Барвиниху – нет, а кошку – ясно так.

Дмитрий поднялся, пусть и получилось не сразу.

Вот и все.

Наверное.

Или…

Что сказать? Что рада обретению родственника?

Я не слишком-то рада. Чужие мы люди. И пусть понимаю, что в случившемся нет его вины. Он и сам ребенком был, когда из дому сбежал. Но все равно обидно.

И горько.

А еще, по сути чужой он мне. Как и я ему.

– Спасибо, – говорю, потому что обида обидой, а вежливость – вежливостью. – Это… многое объясняет.

Дмитрий кивает и наклоняется, как-то криво, перекашиваясь на один бок. Пальцы разминают затекшие мышцы, а лицо снова кривится.

И мы с Лютом стоим. Он потому, что стою я. А я сама не знаю, почему не ухожу. Самое ведь время вежливо попрощаться. Зайти еще раз в дом, поискать там фотографии или хоть что-то из моего детства. Закрыть и уехать.

Кстати, если он маме достался, то сугубо теоретически теперь принадлежит мне? И если так, то надо какие-то бумаги оформлять? Или нет? Я в права наследства не вступала, а там, сколь помнится, срок ограничен. И кому теперь дом принадлежит?

– Дом, – дядя, если и не читал мысли, то думал в том же направлении, – я на себя оформил.

Сказал это виновато.

– Просто, чтобы не пропал. А то как выморочное имущество пошел бы. На тебя перепишу, если хочешь.

– Нет, – я подумала и поняла, что пусть в этом доме и прошло мое детство, но он все равно… чужой стал? Да и есть у меня уже один.

И его бросать неможно.

А этот… этот найдет себе хозяйку. Со временем.

– Отдай его той, которой он нужен будет, – я вдруг преисполнилась уверенности, что так оно и случится.

Скоро.

Весьма скоро.

Ни одно место не должно остаться без хозяйки. А это ждало… меня? Не знаю. Ждало. Надо будет заглянуть, попрощаться, поговорить с домом, попросить прощения, что бросила, и пообещать, что надолго он одним не останется.

– Хорошо, – кивнул Дмитрий. А затем задал вопрос, от которого я впала в легкий ступор. – В лес тебя отвести?

В лес?

Мне… не надо в лес.

Или…

– А есть смысл?

– Не знаю, – он все же распрямился. – Они людей избегают. Наших. Но если ты их крови, то выйдут. А надо ли тебе встречаться с ними – сама думай.

Думать.

Я бы думала… наверное.

Надо ли?

Еще одна родня, которая от меня открестилась. Ведь не могли же они знать, что мама осталась она, что меня родила. И если во мне действительно их кровь, то… то не та кровь, которая нужна, раз бросили.

И тогда логичнее было бы вежливо отказаться.

Развернуться.

Поговорить с домом да и уехать. Мне еще на кладбище, в конце-то концов.

– Отведи, – сказала я зачем-то. – Пожалуйста.

Лес.

Лес всегда меня манил. Тот дом, в котором я росла, стоял близко-близко к лесу. Или наоборот, это лес подобрался близко-близко к дому, выпустив любопытных березок, которые перевешивали ветви через старый забор. Лес разослал под ними земляничные полянки, где ягода была сочной и сладкой.

И я помню, как собирала её.

В корзинку, но больше все-таки в рот. А кошка, та самая ведьмина трехцветная кошка, забравшись на ветку, приглядывала за мной.