– З-здравствуйте, – пролепетала я, совершенно растерянная и сбитая с толку таким странным приемом и не менее странной хозяйкой странного дома.

– Здравствуй-здравствуй, – ласково пропела женщина. – Да ты проходи, не стой на пороге. Устала, поди, по лесу бегать.

И поскольку я продолжала стоять, хозяйка дома схватила меня за руку и буквально втащила в дом.

– Пойдем, накормлю тебя. Проголодалась небось, сердечная?

Необъятный желудок мой согласно заворчал, и женщина хрипло рассмеялась.

– Простите, – смущенно пробормотала я, все еще не зная, как себя вести и что делать.

Опираясь на клюку, охая и прихрамывая, хозяйка дома провела меня на кухню. Я осмотрелась. Изящная мебель из белого дерева, дорогущая! Фарфоровая посуда, ничего себе! Мало кто у нас в Кропольне мог позволить себе такую роскошь. Пол выложен голубой плиткой, на окне – роскошные синие шторы. И словно в противовес этой богатой, изящной обстановке всюду – по углам, на потолке, на стенах – были развешаны пучки сушеных трав, какие-то полотняные мешочки, набитые невесть чем, связки сушеной коры и несъедобного вида грибов. А по столам и полкам лепились какие-то склянки, наполненные разноцветными жидкостями. Некоторые были плотно закупорены, другие – открыты.

Куда же я попала?! Что за необычное место?

Хозяйка между тем усадила меня за обеденный стол, каким-то чудом оказавшимся свободным, поставила передо мной изящную тарелку, до краев наполненную ароматным дымящимся супом и отрезала щедрый ломоть хлеба.

– Кушай, деточка, кушай, радость моя.

Я поежилась от такого обращения, возразить, однако, не посмела и принялась за еду, украдкой рассматривая гостеприимную хозяйку, сидевшую напротив. Волосы цвета спелой пшеницы, рассыпанные по точеным плечам мелкими кудряшками, большие сапфировые глаза, розовые пухлые губки и прелестные черты лица. Фигурка тоже на высоте, это я еще раньше заметила: пышная грудь, выглядывающая из низкого выреза платья, тонкая талия, изящные руки. Красавица, молодая и прекрасная! Если бы не одно но, вернее, целых три: шаркающая походка, старческий надтреснутый голос и клюка, на которую красавица опирается при ходьбе. Как-то не вяжется это с образом молодой женщины…

– Ну что, Медвянушка, не надоело тебе так жить?

Я вздрогнула, чуть не подавившись куском хлеба, и с изумлением уставилась на женщину. Имя-то ей мое откуда известно?! Послышалось, может?

– Что вы сказали? – поспешно проглотив злополучный хлеб, пробормотала я.

– Что слышала, радость моя, что слышала. Все мне о тебе известно, дорогая. И как обижают тебя, как ни в грош не ставят, как молодые люди носы свои красивые от тебя, горемычной, воротят.

Женщина засмеялась, словно ворона закаркала, лицо ее исказила злобная гримаса.

Я вскочила со стула, задев необъятным своим брюхом тарелку с недоеденным супом.

– Кто вы такая?! Откуда все это знаете?

Из опрокинутой тарелки вытек суп, расплывшись безобразным пятном по белоснежной скатерти. Хозяйка дома небрежно щелкнула пальцами, и жижа со скатерти устремилась обратно в тарелку, тарелка качнулась и медленно, словно нехотя, приняла правильное положение, а затем взмыла в воздух и приземлилась на мойку.

Ноги у меня подкосились, и я рухнула обратно на стул, который только каким-то чудом не развалился от этого.

Женщина поднялась со своего места и, опершись руками о стол, нависла надо мной, насмешливо улыбаясь.

– Я, Медвянушка, та, в честь которой назван лес, в котором ты сейчас находишься.

– В… в… ведьма?! Вы – ведьма?! Но ведьм не существует!!

– Ну, по крайней мере, одна точно существует, деточка. И она перед тобой.