Яринка подняла глаза, ахнула, не удержавшись, протянула руку, взяла бусы, погладила бережно кончиками пальцев.

– Красивые какие! – произнесла она.

– А ты всё красивее, – ответил Демьян, поднимаясь на одну ступень выше.

– Стой там! – крикнула девушка.

– Ладно, ладно, чего ты, – опешил Демьян, – Я ведь ничего… Я сказать только хотел, что нет тебя краше в нашем селе, да и на всей земле тоже. Приходи нынче ночью на берег реки. Все хлопцы и девушки там будут. Придёшь?

– Приду, – кивнула Яринка.

– А бусы мои наденешь? И сарафан свой красный, они к нему как раз.

Яринка поглядела молча на Демьяна, прикусила губу, ровно намереваясь сказать что-то, да так и не решившись, промолчала, лишь кивнула коротко в ответ.

– Ну, и славно, – обрадовался Демьян, – Да гляди, никому на танцы не обещайся!

Он спрыгнул сразу с двух ступеней высокого крыльца и махнул радостно рукой, после остановился:

– А там на берёзке прянички медовые, нарочно для тебя купил нынче на ярмарке.

– Спасибо, – ответила Яринка, – И за бусы тоже спасибо!

Она вошла в хату, но на пороге, не удержавшись, обернулась. Демьян выйдя за калитку тоже обернулся и взгляды их встретились. Яринка тут же вспыхнула вновь и быстро захлопнула дверь. Демьян рассмеялся в голос, и, сделав коленца, вприпрыжку поспешил по дороге к своему дому, чтобы как стемнеет, вновь выйти из него и отправиться на гулянку.

Нынче была Ведьмина ночь, и все ведьмы собирались нынче на Лысой горе, на шабаш, с тем чтобы петь и плясать, да хвалиться своими злыми делами, что сотворили они за этот год. В селе же в это время соберутся люди на берегу реки, где установили парни ещё днём Майское дерево, девушки изукрасили его лентами да пряниками, цветами да платками, станут молодёжь костры жечь, шуметь и плясать, чтобы и близко не подошли ведьмы к селу, ибо известно, что нынче после шабаша станут они по свету летать да людям вредить, куражиться. Бабы над дверями и окнами хаты станут кресты рисовать, да ветви еловые и рябиновые развешивать. А девки в луга пойдут, с тем, чтобы трав набрать, ведь имеют они нынче силу крепкую, всё равно как в Купальскую ночь. А ещё сегодня парни ставят берёзку наряженную возле той хаты, где милая живёт, та, что сердцу люба, чтобы таким образом узнала зазноба об их любви, а уже ночью, у костра, девицы парням ответ дадут. Ох, и трепещет сердечко в груди от ожидания – да или нет? Что скажет ему нынче Яринка? Осенью хотел он сватов в её хату засылать. Люб ли он ей? Нынче уже узнает он это, недолго осталось.

– А бусы-то приняла, – улыбнулся Демьян, – Знать, и в её сердечке есть к нему чувства.

Он подпрыгнул, схватив свисающие ветви высокой берёзы, что росла на углу улицы, у хаты бабки Вужихи, и крикнул громко:

– Эге-гей!

– Тьфу ты, нехристь окаянной! – послышалось из-за кустов, что росли в палисаде, и из калитки выкатилась круглая, как колобок теста, сама бабка, – Что ты голосишь, как оглашенной, да я чуть было не свалилась с завалинки из-за тоби!

– Прости, бабушка, не хотел я тебя испугать, – приложив руку к сердцу, поклонился Демьян, – Само так вышло. С радости.

– С радости, – проворчала бабка Вужиха, – Кака така радость нынче? Эва ночь эдака – Вальпургиева! Я вона кресты над окнами рисовала, а тут ты орёшь, так я чуть шею не свернула, лады за ветку ухватилась.

– Да ведомо мне, что Вальпургиева.

– Ну, а коли ведомо, чего шумишь?

– Дак сам Бог велел нынче, – развёл руками Демьян, – Скоро к реке пойдём петь да плясать, нечистых отпугивать!

– Чтобы их отпугивать амулет нужон, а не пляски ваши, – проворчала бабка, потом помешкав малость, полезла в карман своего передника, пошарила там, извлекла на свет Божий какой-то кривой засохший корешок, и протянула его Демьяну, – На-ко вот, возьми.