Утром Викторию увёл к себе господин Куафюр и, как всегда, стонал от наслаждения, разгребая пальцами густые и мягкие пряди её блестящих чёрных волос.

– Два седых волоса, моя необыкновенная. Будем красить.

– Может, вырвем?

– Будем красить.

– Как скажешь, Одилонушка, – покорно согласилась Виктория, и вышла от него освежённая, со сложносочинённой косой, которая вопреки опасениям удобно легла по спине.

Потом Виктория с Леткой исходили, кажется, все дорожки в парке Спящей крепости, посидели на каждой скамейке и вдоволь налюбовались клумбами.

– Ох, Летка, надышалась я свежим воздухом до головной боли… Не пора ли мне к Додоне?

– А есть силы продержаться ещё немножко, мада? Помните, Додона говорила: терпи, пока не упадёшь…

– Кажется, резервы имеются, – тяжело вздохнула Виктория.

– Тогда давайте походим по дому? В Спящей крепости так много комнат, наверное, есть те, что вы не видели.

– Спасибо, Летка, это хорошая идея… В подвале я точно не была, а его, говорят, господин подвальщик преобразил…

– Ещё как! Не узнаете.

– Дядя Котас купил биотуалет и не разрешает на него взглянуть! – обиженно закричал бегавший вокруг них кругами Гонзарик.

Виктория с Леткой остановились и посмотрели на Гонзарика, а он, с надеждой, на них.

– Только вот боюсь, Летка, не попрёт ли он нас, праздных гуляк? – задумчиво спросила Виктория, погладив мальчика по белокурой вихрастой голове.

– Да к нему в первое время весь дом ходил, как на экскурсию. Не переживайте, он ни на кого не обращает внимания, шуршит себе бумагами.

– Какой выдержанный человек… Для меня на кухне главное, чтоб не отвлекали и чтоб никто под ногами не путался. А то, когда блины пеку или крем «коза-коза» взбиваю, могу психануть.

– Я знаю, – кивнула Летка.

– Бедная ты моя… Я, наверное, бываю невыносимой, а ты обо мне заботишься, как о родной… Прости меня, дуру…

– Да вы что, мада… У вас душа добрее, чем у многих.

– А как я на тебя кричу! А после себя проклинаю…

– Ничего, иногда полезно. Если мной не руководить, что получится-то? Только и буду чесать языком с утра до вечера и ничего не успею.

– Это ты-то? Самая расторопная девчонка на свете?

– Не думайте о плохом, поберегите силы. Такой день настал!

…Даймон в своей комнатке занимался физическими упражнениями по собственной системе, когда туда, задыхаясь и с выражением муки на лице, вошла Виктория, а за ней рослая помощница поварихи, тоже выглядевшая довольно уставшей. Женщины молча встали возле единственной свободной стены и стали наблюдать за пыхтевшим на полу Даймоном. Увязавшийся за ними перевозбуждённый Гонзарик то убегал, то снова появлялся. Даймон давно наложил запрет на его нескончаемую болтовню, так что в подвале Гонзарик не смел рта раскрыть и по этой причине чувствовал себя отвратительно.

Не прошло и минуты, как к ним присоединилась распорядительница по кухне Лорна. Вазза, подменившая Викторию, просила, чтобы ей хотя бы на часок выделили помощницу, поэтому Лорна спустилась в подвал за Леткой. Там ей открылось завораживающее зрелище. Здоровенный, босой, в спортивных штанах и с обнажённым мускулистым торсом господин Даймон демонстрировал чудеса атлетизма: отжимался от пола на одной руке, в темпе приседал и, гибкий, как змея, совершал немыслимые растяжки и завихрения. У Лорны перехватило дыхание, она позабыла обо всём на свете, встала рядом с Леткой, безвольно опустив руки, и погрузилась в сладостное созерцание.

– Дамы, ничего, что я тут…? Не мешаю? – не прекращая занятий, спросил Даймон. Он незаметно приглядывался к довольно внушительному животу Виктории – та дышала шумно, равномерно и с болезненными гримасами, как роженица при схватках.