– И куда же ты? – Стал заново злиться Иван. – Куда собралась?

– К ш-шёрту на рога, от тебя подалш-ше. Не нуж-жна я тебе, не замечаеш-шь.

– А-а… – Иван смотрел, как Нина повязывает сверху оранжевой дублёнки длинный шарф, купленный ими в Измайлово на выставке прикладных изделий. – А Фифа? – Возмутился он. – Как я объясню Евсеевне, куда делась её собака?

Сглотнув тяжелый комок слёз и обиды, Аля почувствовал облегчение и вполне внятно пояснила:

– Ты, Ваня, шамый правильный из нас, найдёшь выход. А Фифа не её ш-шобака, а моя. Да, моя девочка?

Высунувшись из дублёнки, Фифа ласково лизнула Нину в подбородок.

– А маме с бабушкой как я объясню твой отъезд?

– Передавай привет. – Нина отпирала замки. – И я тебе не ж-жена.

И только Иван подумал, что с абсцессом на десне, не дай Бог, затрагивающим лицевые мышцы, на холод выходить нельзя, как за Ниной захлопнулась входная дверь.

Постояв в опустевшем коридоре, он неохотно переоделся из тапок в ботинки и, накинув тёплую куртку, вышел из квартиры.

На улице было пять градусов мороза. Нина, как ожидал Иван, не сидела у подъезда. В момент появления его на свежем воздухе, она садилась в пойманную машину, прикрывая щёку шарфом и целуя Фифу. Иван хотел крикнуть что-нибудь извиняющееся, но машина отъехала…

Итак, он не поговорил с Ниной, спровоцировал ссору, остался без собаки и к тому же скоро ему нужно быть обратно в клинике. Часы приёма никто не отменял.

Вставать в шесть часов утра, если тебе на работу к двенадцати – себя не любить. Но именно из-за любви к себе Людмила Дмитриевна ежеутренне надевала спортивный костюм, даже если был небольшой морозец, кроссовки, вставляла в уши наушники и бежала под бодрую музыку по краю городского парка на бульвар Станкостроителей, к не работающему лет тридцать фонтану. Около него она делала три прихлопа два притопа, наклонялась в стороны и дышала свежим воздухом.

В восемь Людмила всегда забиралась в ванную. Туда она брала почитать что-нибудь лёгкое: триллер или мистический ужастик в виде книги, раньше лежала с планшетником, но два из них утопила. Волнительное – философские эссе или любовные романы, она читала только на работе.

Сегодня с девяти часов начал названивать домашний телефон. Искусственный голос определителя номера старательно называл цифры звонящего. Сразу же затрезвонил сотовый, не меньше двадцати раз. Людмила выругалась, пытаясь не морщиться в стягивающей омолаживающей маске.

Звонки повторялись каждые полчаса. Открыв холодильник, она достала бутылку красного вина, налила половину и выпила. На третьем, особенно длинном призыве, в белом банном халате, с тюрбаном полотенца на голове, Людмила включила телефон. В этот момент она как раз наливала себе первый бокал красного лёгкого вина в прозрачный бокал на длинной ножке.

– Алло.

– Тётя Людмила!

– Андрей, я просила тебя…

– Мне очень-очень нужен порошок…

– Иди ты лесом, Андрюша! Я знать ничего не знаю, и не подставляй ты меня, будь человеком.

– Помоги, тёть Люд.

– А как? – Людмила добавила для убедительности дрожания в голос. – Я же тебя предупреждала, заранее беспокоилась…

Пришлось отставить трубку подальше от уха, Андрей орал насколько он, мягко говоря, равнодушен к беспокойству тётушки о его судьбе и к чужим советам.

Людмила не стала класть трубку, выпила немного вина и переждала, пока Андрей выдохнется и резко добавила:

– Всё сказал? Тогда имей терпение послушать меня тридцать секунд. Это не богоугодное дело – продавать исцеляющий порошок, его можно только жертвовать, и я не собираюсь тебе помогать. Хватит!

Телефон отключился на середине фразы. Людмила отложила сотовый. От резкого звонка в дверь дрогнул рука, и красное вино пролилось на белый махровый халат.