Лицо Уве тотчас же стало виноватым, словно он понял, чем может обернуться его утренняя прогулка для Аделин.
- Гуляю, да, - вздохнул он. – И буду очень вам признателен, если вы не расскажете об этом сестре. Она будет переживать. Надеюсь, что успею вернуться до того, как она проснется и обнаружит, что я пропал.
Бастиан понимающе кивнул. Какой-нибудь страж порядка обязательно взял бы с Уве денежную компенсацию за молчание.
- И давно вы так гуляете? – спросил он. Уве усмехнулся – Бастиан осторожно прикоснулся к светящимся нитям над его головой, как учил отец, и убедился: молодой человек совершенно здоров и разумен. Сумасшествие, которое вызывала большая луна, пока спало – глубоко-глубоко, не докопаешься.
- Пару раз в неделю, - признался Уве. – Хочется иногда почувствовать себя нормальным. Не скотиной, которую водят пастухи, а живым человеком. Выйти за забор, скажем так.
- Понимаю вас, - кивнул Бастиан и вдруг сказал: - Если хотите мне о чем-то рассказать, господин Декар, то сейчас самое время.
В конце улицы показался пузатый господин в домашнем халате: вышел на крылечко, зевнул, почесывая брюхо, и ушел в дом. Издалека донеслось гоготание гусей. Уве вздохнул.
- Мы встречались с Адайн, - произнес он, и Бастиан понимающе кивнул. Именно этого он и ожидал. – Сестра опекает меня, но медицинский совет не запрещает мне жениться при условии отказа от потомства. Ну а для любви… для нее не нужны никакие советы и разрешения, вы понимаете. И мы полюбили друг друга. Адайн… - Уве вздохнул и запрокинул голову к утреннему небу. – Она была удивительная. Она видела во мне человека.
Слушая рассказ о чужой любви, Бастиан неожиданно почувствовал осторожное дуновение ветра по лицу, словно невидимые пальцы пробежались по его шрамам. Он вспомнил, как вчера Аделин дотронулась до его лица, прикоснулась к груди – кожа до сих пор хранила тепло ее рук.
«Я влюбляюсь, - мысленно усмехнулся Бастиан и тотчас же осадил себя. – Не стоит этого делать».
Ни одна ведьма не ответит согласием инквизитору и не поверит в искренность его чувств. Так что не стоит мучить Аделин и мучиться самому.
- Вы просили ее руки? – уточнил он. Уве кивнул и нахмурился.
- Папаша Сили мне отказал, разумеется, - ответил он, и они неторопливо побрели к центру поселка – там уже вовсю работали печи и плиты таверны, и парни в белых рубашках и форменных фартуках выставляли подносы со свежей сдобой. – Поэтому ее так спешно обручили с этим Дасти.
- Она была не в восторге от обручения, - предположил Бастиан. Завидный жених для Адайн не был завидным. Уве снова кивнул.
- Я, конечно, не могу быть объективным, вы и сами видите, - произнес он. – Но он очень неприятный тип. Заносчивая дрянь, которая думает только о выгоде. Золотые каруны в глазах, и ничего больше.
Уве осекся и слепо дотронулся до лица. Бастиан подумал, каких это требует сил: не подавать виду, молчать, не сметь скорбеть. Знать, что какая-то тварь перерезала горло твоей возлюбленной – и даже не мочь ее оплакать.
Гален держался по-другому. То, что Бастиан принял за глубоко скрытые чувства, было, скорее всего, досадой – у него посмели отнять собственность и пока не ответили за это.
- Соболезную, господин Декар, - искренне сказал Бастиан. – Мне очень жаль. Вы ведь шли с кладбища?
Уве посмотрел на него так, словно наконец-то понял, что со столичным следователем можно быть до конца откровенным.
- Две вещи, господин Беренгет, - негромко произнес он. – Убийца – местный житель. Не приезжий. Знаете, как я догадался?
- Как же? – поинтересовался Бастиан.
- Все девушки его знали. Все пошли за ним по собственной воле, без страха. Если бы они испугались, то подняли бы шум. В наших краях так всех учат: если что-то не так – вопи, как чумной.