– Да ну, врешь небось, – в голосе появилось сомнение, – чтоб такой хорошо одетый цыпленочек и без прислуги?

Он вдруг резко умолк, почесал переносицу, затем внимательно посмотрел на Дани. А она внезапно подумала, что не такая уж у него зверская рожа. Вполне себе обычное лицо, только бородой заросшее почти до глаз.

– А скажи-ка, цыпленочек, почему ты шла совершенно одна? Одна по городу, только что пережившему нападение этой механической дряни? Где твой отец? Муж? Брат? Почему не сопроводили тебя?

Дани застегнула цепочку на шее, бездумно погладила серебряную слезу.

– Моего мужа убили механоиды, – сказала она, – и у меня больше никого нет. Вернее, у меня есть дом, но родственников нет.

– Дери тебя темнейший! – мужчина высказал свое отношение к происходящему, – ну да все равно, чего шлялась по улицам? Все еще по домам сидели, тебя же понесла нелегкая…

Дани наклонилась, увидела свои туфельки и обулась.

– Я устроилась на работу в магазин и даже добыла немного еды. И шла домой, чтобы поесть спокойно.

– То есть у тебя дома не было еды, – уточнил он.

– Да, не было. Мне очень хотелось есть, я уже второй день как ничего не ела.

– Твою мать. Цыпленочек, ты решила, видимо, извести меня.

Он отодвинул стул.

– Давай, садись. Садись, сказал!

Дани осторожно присела. В душе снова шевельнулся страх – что он там еще задумал?

Медведь шагнул к двери, распахнул ее и зычно гаркнул:

– Пузатый! Пузатый, жрать подавай! Да что-нибудь изысканное, для дамы!

Подмигнул Дани.

– Сейчас поешь, цыпленок. Кто ж мог думать, что у тебя все настолько плохо…

– Вы могли меня просто убить в том проулке, – тихо заметила она, опустив глаза.

– Но не убили. Я ж говорю, везучая. Меня, кстати, Роем кличут. Старина Рой, любому скажи в этом городе, и перед тобой будут открыты все двери. Не дворцов, конечно, но все же…

– Меня зовут Дани, – она положила руки на стол. Ощущение теплого дерева под ладонями навеяло совершенно неуместное ощущение уюта и защищенности.

– Будем знакомы, крошка!

И он протянул ей широкую, словно лопата, ручищу. Дани осторожно вложила в нее пальцы, Рой также осторожно пожал их, а потом добавил:

– Ты мне нравишься, цыпленок. Может быть, когда оплачешь своего мужа, найдешь во мне утешение?

– Я не знаю, – сказала она строго, – боюсь, что я нескоро буду вообще искать какого-либо утешения.

– Любила его? – черные брови насупились.

Дани поежилась и поняла, что вот сейчас скажет самую большую глупость за последний час:

– Я не знаю… Рой. Возможно, если бы мы пробыли вместе чуть дольше, я бы любила его без памяти. А так… видимо, я просто не успела. Мне так жаль, что я не успела… если бы он был жив, то я бы сделала все, чтобы он обрел, наконец, счастье, а так…

И. не удержавшись, всхлипнула.

– Ты успела его полюбить, – уверенно сказал мужчина, – хоть и сомневаешься. Но у тебя все в глазах, Дани. Жаль, что его убили, наверняка был хороший мужик.

– Да, – эхом отозвалась она, – он был…

И умолкла, не зная, что и сказать. Да и зачем?

Аламар Нирс пламенеющей чертой пересек ее жизнь и исчез, канул в небытие – как гаснет упавший в воду уголек.

– Ну, – прервал молчание Рой, – все проходит, цыпленочек. Никуда не денешься.

В этот момент с треском распахнулась дверь, и в комнату вплыл кругленький аккуратно одетый человечек с напомаженными волосами.

– Ужин для Его Величества!

«Его Величества?» – взгляд метнулся к Рою.

Он ведь… не был ни Маттиасом, ни Шедаром, ни Ксеоном.

– Крысиный король, – хмуро пояснил он, – слыхала, небось?

Дани почувствовала, как на шее все туже и туже затягивается несуществующая удавка. Слышала ли она? Конечно. И когда жила на улице, и раньше, когда еще была под присмотром тетки. Много чего говорили об этом человеке с тысячью лиц: и то, что он может сбежать из любой тюрьмы, и то, что способен ограбить любой дворец. Но самыми частыми были, конечно же, рассказы о том, кого и как казнил Крысиный король, и чьи кишки развешаны по ограде того или иного особняка.