Даже будучи бесплотной, я шарахнулась в сторону, услышав, что меня ждет. Бежать! Эти ненормальные алхимики, ученые, некроманты – не знаю, как их еще назвать, – меня убьют. А перед этим разберут на косточки и сухожилия. И пойди докажи им, что я живая, а вовсе не искусное подобие их големов, не киборг!

Вернувшись в тело, с изумлением поняла, что мой резерв полон на две трети. Перешла на магическое зрение и удивилась еще больше: от светящейся решетки у входа к моей ауре тянется множество тончайших ниточек. Похоже, мой дар искал, чем восполнить резерв, и нашел замену магическим потокам! Каким-то немыслимым образом приспособил под себя ту немагическую силу, которой пользовались жители этого мира. Ура! Кажется, без магии я не останусь! Что ж, повременим крушить стены камеры: хочется наполнить резерв до отказа. Да и пара пустых накопителей у меня имеется.

Время тянулось медленно, и я поневоле с тоской погрузилась в воспоминания о жизни в родном мире. Обидно. Один-единственный день перечеркнул то, к чему шла долгие годы.

Выпускной экзамен в магической академии Бриглот. Я встала рано. Умылась, заплела волосы, позавтракала в общей столовой, в которой этим утром было непривычно тихо. Волнение давило, словно каменная плита, и студенты молчали, перед последним испытанием думая каждый о своем. Вернувшись в комнату, рассовала по карманам, нацепила на себя свои последние изобретения. Захватила лук, веревку и пару кинжалов.

Взглянула в последний раз на небольшой портрет матери с траурной каймой. При жизни я ее почти не видела. Оперная дива Кейджа Лайне вращалась в кругу своих богатых поклонников, охотно принимая их знаки внимания.

Мы жили в квартале Эвридор, где селилась вся богема столицы. В особняке матери Крисхол было три этажа и пятьдесят шесть комнат. Мама часто устраивала шикарные приемы, проматывая деньги поклонников.

Моя комната была на третьем этаже, в дальнем конце восточного крыла, вдалеке от центра дома и покоев матери. И только когда выросла, я поняла почему.

Кейджа Лайне частенько принимала у себя гостей из высшего общества. А наличие ребенка напрочь рассеивало тот романтический флер, что она усердно создавала вокруг себя.

Мама жила и дышала сценой и любовью толпы. Восхищенные улыбки мужчин и завистливые шепотки женщин были нужны ей как воздух. Она жадно пила внимание публики и абсолютно не замечала свою единственную дочь. Однако это не мешало ей исправно нанимать для меня учителей.

Меня воспитывали дуэньи и гувернантки. Манеры, этикет, танцы, риторика, рукоделие, верховая езда. Бытовая и косметическая магия, управление домом и бухгалтерия. И конечно же, проклятые уроки пения!

От матери мне досталось красивое сопрано. Но я ненавидела петь. Ведь именно сцена магической оперы отняла у меня самого дорогого мне человека!

Кейджа Лайне предпочитала проводить свои дни посреди садов и замков, таинственных лесов и волн океана, темниц и ослепительных бальных залов, пусть даже они были всего лишь искусными иллюзиями, сотворенными для представления.

Ее не интересовала девочка из плоти и крови. Она хотела быть царицей, богиней любви, могущественной чародейкой, которая своей магией покоряла мужчин, роль матери ее не привлекала.

Сначала я стремилась подражать маме, хотела заслужить ее одобрение. Но это желание погибло, когда я выросла достаточно, чтобы понять: меня отодвинули на второй план, карьера для мамы важнее.

Она была абсолютно холодна к моим успехам в учебе и пении. Из ее уст не прозвучало ни одной похвалы. Она никогда не давала мне даже договорить до конца просьбу о том, что хочу провести время с ней вместе.