Но для него это был просто вопрос. Он где-то слышал его в подобной ситуации. И задал. Без всякого умысла.

- Нет, не думаю, – покачала головой Ева.

Он пожал плечами, словно другого ответа и не ожидал.

- Как мне вас отблагодарить? – спросил он, глядя на нее почти влюбленными глазами.

Влюбленными они были не по тому, что он действительно влюбился в Еву, а потому, что очень хотел показаться ей очаровательным, продолжить знакомство.

Что ж, в конечном итоге, именно это от него и требовалось.

- Ева, – очарованно прошептал он, по-прежнему улыбаясь. – У вас необыкновенно красивое имя...

* * *

Ева вставила ключ в замок, провернула его, толкнула дверь своего номера и уже хотела войти, как отворилась соседняя дверь – комнаты под номером двенадцать. Тихий голос, мелодичный и кроткий, произнес:

Очарование нас ловит в сети –
Мы поддаемся на обман.
Жестокие сердца фортуна метит
Небесной красотой, ввергающей в дурман.

В дверях двенадцатого номера стоял юноша лет двадцати. Любой посторонний человек, не задумываясь, назвал бы его странным. Внешность у него была миловидная. Какая-то даже беззащитность и невинность наблюдались в тонких чертах его лица: в бледно-голубых глазах, в опущенных уголках губ, в светлых волосах, коротко подстриженных и всегда слегка взъерошенных. В одной руке у него было длинное черное перо, а в другой – потрепанная записная книжка в кожаном переплете. Ева часто видела, как он открывал свою кожаную книжечку, держа в руке перо, но никогда не видела, чтобы он что-то в ней писал. И никогда не видела в его руках чернил.

- О ком твои стихи, Пилигрим?

- Они ни о ком. Они о красоте, которая тянет человека в пропасть.

- Разве красота – это зло?

- Красота – это лишь инструмент. В добрых руках она несет добро. В злых – зло. Что он сказал тебе напоследок? – Теперь была его очередь спрашивать.

- Сказал, что у меня красивое имя – Ева.

- Он прав. А как тебя звали прежде?

- Это не имеет значения. Я родилась заново и забыла прежнюю жизнь.

- Ты родилась лишь однажды и у тебя есть только одна жизнь.

- Тогда так: я провела между прошлым и сегодняшним жирную черту. И все, что за чертой, там, в прошлом, я залила черной краской. Теперь там не прочесть ни единой буквы. Скажи, Пилигрим, ты специально поселился в двенадцатом номере, потому что он рядом с моим – тринадцатым? – Она переняла эстафету задавать вопросы.

- Нет. Просто иначе не могло быть.

- Что это значит?

- Цифры тринадцать и двенадцать рядом. Так же как ты не могла поселиться в другом номере, кроме тринадцатого, так же и я не мог остановиться не в двенадцатом.

- Двенадцать твое любимое число? Оно приносит тебе удачу?

- Нет. Оно охраняет меня от зла.

- Каким образом?

- Перекрестись двенадцать раз и зло не тронет тебя.

- Наверное, тебе часто приходится креститься. Ведь зло так близко. В соседнем номере.

- Ты не зло.

- Ты прав. Я не зло. Я просто впустила его в себя, и теперь оно живет у меня внутри.

- Ты не жалеешь?

- Нет. Ты забыл: мне нужны были длинные руки, чтобы дотянуться до счастья.

Ева вспомнила свою улыбку, после которой Антон попал в ее сети. Она оценивающим взглядом окинула своего соседа и... улыбнулась улыбкой ведьмы.

Пилигрим поморщился, как будто ему стало больно, и отвел глаза.

- Это пройдет, – мягко сказала Ева. – Нужно только воспользоваться числом двенадцать. Спокойной ночи...

* * *

Бра источало тусклый желтый свет, который, как мелкая пыль, рассеивался по комнате. Ева любила сидеть при таком свете. Полумрак. Полусвет. Означает одно и то же, но с одной стороны – наполовину свет, а с другой – наполовину мрак. Свет был в стороне, а она сидела во мраке, удобно при этом растянувшись в кресле.