Но это еще не все. Она ходила с нами на Ангару! Но ей то тогда было лет семьдесят, ей тяжело было к воде спускаться, ноги болели. А нам она разрешала. Идите, булькайтесь, где вода потеплее, запускайте кораблики, мечите блинчики. Ноги не мочить. Промокли, идите к бабушке, чтобы переодеть и носки, и сандалики. Носила с собой запасные тапочки для нас. Она для нас была вселенной. Главнее ее никого не было.

А как мы ее любили! Ведь ни каждый же день мы проводили с ней. И в школе выходные были и в садике. Как мы скучали, как мечтали снова сидеть в ее комнате за столом и рисовать разноцветными карандашами! Угадывать с какой начинкой пирожки и запивать их сладким чаем! Если бы не было ее, может и мы бы между собой ругались, а даже может быть и дрались. Сейчас то я это точно знаю. Дети, это непознанная вселенная и что у них в голове не знает никто. А в ее мире царили мир и дружба, и нам, детям, очень нравился этот мир. Наверное, потому что мне было в этом мире ругани, скандалов и криков. Был аромат пирожков и наши рисунки на стенах.

А сейчас мне, взрослой, интересно, это она своим колдовством нас, необузданных останавливала или все-таки любовью. Давно думаю над этим, ничего придумать не могу. Очень интересно, а спросить не у кого.

Еще чуть-чуть про детей. Вернее, про девочку, которую к бабушке принес ее отец на руках. Девочка вроде обыкновенная, такая же как я. Руки, ноги, голова, уши глаза. А не ходит. Он приносил ее к бабушке, и садил ее между столом и кроватью на самовязанные половики, а потом уходил. Началось это все в конце зимы. Мне было интересно, я подглядывала, а бабушка пшикала на меня. Уходи отсюда, мешаешь. Этой девочке, звали ее Лена, бабушка посвятила столько времени, сколько никому не посвящала. Я вот теперь думаю, она что чувствовала перспективы? Почему взялась?

Приводили ее к бабушке, вернее приносили, три раза в неделю. Я подглядывала, в ход шло все. И отливала она ее по-разному, и водой слитой поила, и за кагором в церковь ходила. Лена хорошо сидела, поворачивалась, ползала как змея, таская ноги, на карачках не умела, в общем, как я сейчас понимаю, ноги она чувствовала, травмы не было, но не хотели эти ноги совершенно работать. Хотя выглядели здоровенькими, я иногда помогала бабе колготки на нее натягивать. Тепленькие красивые ножки. Мы с Леной даже стали приятельствовать. Когда ее отец задерживался, мы играли на полу в Чапая. И вот ползала то она, замечательно. Быстрее, чем я ходила.

Бабка моя прямо уперлась рогами, даже я, несмышленыш это видела. Что ей было видно, что было не видно нам? Ленкин отец устал, это я видела, а вот мать ее никогда не видела. Звали его дядя Игорь. И иногда он говорил :"Дарья Николаевна, может перерыв сделаем?". Бабушкино лицо сразу вытягивалось, ноздри шевелились, губы становились тоненькими :"Ты что говорил, когда сюда пришел? Помоги, что скажешь, все сделаю, только помоги. А сейчас устал? Так зачем мы это начинали? Хочешь перерыв? Иди отдыхай. Но больше не приходи!" И дядя Игорь замолкал, и все это продолжалось. Осенью Лена смогла согнуть, чуть-чуть, маленечко, левую ногу.

Как они втроем радовались. Дальше все пошло веселее, потому что все увидели результат. Но очень медленно это все двигалось. Та нога, которая дала динамику, так и прогрессировала помаленьку, а вторая, правая, так и лежала, как бревно. Вот что это была за болезнь? Почему я тогда не ращеперила уши и не слушала, что говорила бабушка? Почему не интересно мне было какие она травы заваривает, и как заваривает, на водяной бане или просто кипятком? Я просто радовалась, что левая нога сгибается разгибается, и думала, что, наверное все так и останется. Не хочет правая нога шевелится. Хоть вывернись бабушка на правую сторону.