Я, уцепившись за повозку, влез и блаженно растянулся на вещах. Ноги «гудели» от усталости, а лицо моё было мокрым от пота. Наслаждаясь отдыхом, я подумал: «А, совсем они не страшные – эти бандиты. Правда, если подумать хорошенько, то Мыкола – нехороший, злой. Но это, наверное, от голода…. Вишь, как на сало с хлебом набросились. У них, что, в лесу нет бабушки, чтобы галушки сварить?»

Проехав ещё немного, мы перебрались через какую-то мелкую речушку и оказались у цели нашего затянувшегося передвижения, у «базы».

Перед нами, на небольшой поляне окружённой густым лесом, расположились несколько, покрытых выгоревшим на солнце дёрном, землянок. У одной из них горел небольшой бездымный костёр, и оттуда доносился запах какого-то варева.

По-видимому, кем-то заранее предупреждённые, нас ожидали около двадцати-двадцати пяти бандеровцев – по-разному одетых и с различным оружием в руках.

Молодые и пожилые – все они были на одно лицо: усталые, угрюмые, а в глазах, обращённых в нашу сторону, проглядывалась обречённость.

От таких людей ждать хорошего – напрасная трата времени, решил я, и постарался как можно плотнее вжаться в наши тюки, вжаться так плотно, чтобы стать совсем незаметным для постороннего любопытствующего взгляда.

Из середины этой разношёрстной толпы, в сопровождении нашего бывшего «старшего», вышел бандеровец, одетый в кожаную куртку и с двумя наганами в кобурах.

Наши охранники заставили меня слезть с фуры и, подталкивая меня, папу и маму в спины, подвели к «кожаному», и приказали остановиться. Дядю Григория они тоже не забыли.

Я прижался к маме, обхватив её руками.

– Кто такие, будете? – по-русски, но с украинским акцентом, спросил главарь, глядя на отца. – И, не дожидаясь ответа, продолжил: «Зачем пожаловали в наши Палестины?»

Затем, опять не дожидаясь ответа, обратился к сопровождающим нас бандэровцам: «Обыскали задержанных?»

Те, потупившись, промолчали. Вместо наших двух конвоиров ответил их старший, сказав, что они обыскали нас и повозку – оружия не нашли.

– Так, кто вы? – вновь повернувшись в сторону папы, обратился главарь.

В разговор неожиданно вступил дядя Григорий, Он, показав на нас пальцем, по-украински, стал многословно объяснять (а я то думал, он молчун!), что мы дальние родственники его двоюродной тётки и, он везёт нас к себе в гости. Потом стал перечислять каких-то своих родственников в этом и других районах…

Совсем выдохшись и вспотев от страха за свою жизнь и, я думаю, за нашу тоже, оглядел окруживших нас бандитов.

…А можэ, после небольшой паузы добавил он, чоловик и його дружина найдуть у нас яку нэбуть працю, та й зовсим залышатся тут.

Из толпы раздался чей-то грубый голос: «Брэше, сучий сын! Цэ вин москалей вэзэ до миста! Повисыть його та москалей!» В толпе дружно захохотали.

И тут случилось то, чего никто не ожидал!

Все опешили, я так думаю, от неожиданности.

– Повисыть нас?! – закричала в толпу мама. – Яки мы москали, га?! Вы тильки гляньтэ на того недоумка! Вин зовсим з глузду зйихав! – и такая ярость была в глазах и голосе моей мамы, что вблизи стоявшие бандиты попятились от неё.

– Замовчь, скаженна жинка! – раздался голос нашего «старшего», – нехай твий чоловик шо нэбуть скаже, а то вин усэ мовчить, та мовчить, як той глухонемой.

Все обратили свои взоры на папу.

Он стоял бледный, но в нём не чувствовалось страха. Сжатые кулаки, да ходившие под кожей лица желваки, говорили о большом нервном напряжении, но никак не о страхе перед вооружённой разношёрстной толпой.

– Да, мы едем в этот город, чтобы жить и работать! – заговорил он, не повышая голоса и смотря в глаза тому, в кожанке. Я неплохой механик, и надеюсь, что мы обоснуемся здесь надолго. Григорий, мой бывший сослуживец и дальний родственник, пригласил нас к себе, пообещав работу. Надеюсь, вы меня поймёте? Я должен кормить и одевать семью…