— Насчет дня не прав ты, Данила, — возразил Василь, поерзав на жалующемся стуле. — Я же не просто так спросил, кто это. Запах и всю ночь, и поутру совсем свежий. Словно вот она только под самым носом у меня шмыгнула.

— Хм… — явно озадачился Лукин. — Но все равно это не повод нестись сломя голову, не выяснив, с чем пожаловала.

— А как мы узнаем, если не поговорим? — аргументированно, по моему мнению, возразила я.

— Оденься хотя бы! — недовольно бросил ведьмак, начиная спускаться по лестнице впереди меня и бурча что-то про “весь режим в хмм…” и “вечно не жрамши”.

Оборотень молча пристроился в хвосте нашей процессии. Выйдя на улицу, я осмотрелась. Небо хоть и было сплошь затянуто белесыми плотными облаками, но все равно приходилось щуриться, так как сочетание со снегом повсюду выходило мощное.

— Лена! — позвала я сначала негромко, встав прямо посреди улицы. — Мелкая, ты здесь?

Ответа не было, и сколько я ни шарила глазами по округе и даже по карнизам крыш, нигде даже намека на движение не засекла.

— Лена! Леночек! Мы с мамой очень переживаем и скучаем, роднуля! — повысила я голос, но горло предательски тут же перехватило, и в глазах защипало. — Ле-е-ен! Ты меня прости за все-все! В чем бы не винила — прости! Я тебя люблю! Не хочешь со мной говорить — вернись домой, к маме с бабулей. Они же все извелись уже, плачут!

Случайные прохожие поглядывали на меня с подозрением, ведьмак с оборотнем мялись рядом, но больше ничего не происходило.

— Лен! Мируна! Как бы ты себя сейчас ни звала, и кем бы ни считала, услышь меня! Ты мне сестра родная, кровь моя, была ею и ею навсегда останешься! Мой дом всегда открыт для тебя. — Данила тихо предостерегающа проворчал, но я отмахнулась. — Я всегда тебе рада, жду и готова помочь! Приходи! Зла на меня за что — в глаза выскажи. Должной за что считаешь — прийди и потребуй. Одиноко тебе и страшно — я готова рядом быть.

Постояв еще с минуту и так и не получив ни ответа, ни хоть какого-то знака, я побрела обратно к арке и, уже входя под нее, ощутила нечто. Можно было это счесть просто порывом ледяного ветра, однако скорее уж это напоминало мимолетное прикосновение к моей мокрой от прорвавшихся слез щеке холодных, но бережных пальцев. Василь встрепенулся, в его мощной груди загрохотало, Лукин тоже весь подобрался, завертев головой. А в моих ушах прошелестело “Я боюсь”. Хотя я бы не стала утверждать, что мне все не почудилось.

Настроение сползло до уровня “ниже плинтуса”, и я поднималась по лестнице в столовую, волоча ноги, как старая развалина.

— Завтрак подавай! — велел негромко ведьмак в сторону угла, и на этот раз Алька, будто почуяв мое настроение, ни словом не возразил ему.

Вскоре на столе появились тарелки с бутербродами и выпечкой, чашки и кофейник. На молчаливого сейчас оборотня слуга зыркал с неодобрением, но рот держал пока на замке. Подав все как велено, он, подобно коту, бочком подошел ко мне и поддел головой свободно висящую мою руку, как если бы выпрашивал ласки или так пытался ободрить. Я вымучила улыбку, поблагодарила его и погладила.

— Какие идеи насчет вчерашнего происшествия? — прочистив горло, спросила мужчин, решив отвлечься и взять свое раскисание под контроль. — Кто напал и с какой целью?

Ведьмак сверкнул на меня глазами с “оно тебе надо?” видом, но, похоже, передумал и почесал с хрустом чуть обросший за сутки подбородок, ответив:

— Да кто угодно, василек, — он закинул в рот маленький бутерброд, проглотив его почти не жуя, и прихлебнул кофе. — Может, отдельские по повелению нового начальства чистками анонимными занялись.